Шепот пепла

– Я бы к тебе и не заявился, да дело у меня такое, что деваться некуда.

Липкуд кивнул на спрятанную под кафтаном Эллу.

– Кто это у тебя там? Девка?

– Какая тебе девка! – Косичка огляделся по сторонам, нагнулся к стойке и шепнул с заговорщицким видом: – Привидение!

Гвен недоверчиво фыркнул.

– Я видишь грязный какой? Чем воняет, чуешь?

– Дерьмом воняет.

– Смертью пахнет! Смертью!

Липкуд уловил искру страха в темных глазах суеверного хозяина и продолжил:

– Не так-то просто я сюда добрался. По болоту шел. По дороге заброшенной. Чуть не утоп. Бреду, значит, смеркаться начало. Воронье на ветках каркает. Дерева ветки свои жуткие выставили – шевелятся. Чернющее все становится. У-у-у. А березы под ногами, как кости, белеют. Будто какой гигант там давным-давно в пучину ушел, а потом всплыл рыбой обглоданной. Гляжу я, мелькает что-то невдалеке. И то ближе, то дальше. То едва видно, а то в самый затылок дышит…

Косичка продолжил нагонять жути и, когда Гвен так увлекся рассказом, что даже убрал от носа платок, резко распахнул кафтан.

– Вот!

При виде Эллы, целиком покрытой инеем, хозяин шарахнулся к шкафу и ударился об него. Дрогнули полки, зазвенели бутыли, запахло клевером и вереском – это разбились графины с наливками. Содержимое просачивалось меж щелями половиц и струйками стекало в погреб.

Гвен выругался. Липкуд спрятал девочку.

– Вот так и ходит теперь за мной мертвая! Страсти всякие рассказывает. Кто когда помрет. На ком проклятие висит. У кого дите порченое родиться может. Нашептывает! Спать не дает! А если уйду от нее хоть на шаг – придушит! Вишь след?

Липкуд продемонстрировал красную полосу на шее, натертую узким горлом рубахи.

Гвен побелел и выпучил глаза. Он и сам походил на привидение. Десяток зевак со страхом таращились на ноги Эллы в обледенелых башмаках. Повисла напряженная тишина.

– Так и чего ж ты сюда ее припер?! – выпалил кто-то. – Она ж смерть несет! Подохнем все!

– Да ты не бойся, – прищурился Липкуд. – Никому она вреда не сделает. Потому как я ей крови своей пить даю!

– Крови! – ахнул Гвен.

– Так и есть, – хмуро кивнул Косичка. – Уж и таю я, и бледнею. А деваться некуда. Упокоиться ей надо, и тогда можно будет на болотах новую дорогу рубить. Никто там больше не утопнет.

На Липкуда поглядывали с опаской, и он понял, что пора выполнить задуманное.

– Пойду я дальше, – сказал он. – Мертвая зовет. Только и сказать зашел, что дорогу можно рубить новую на болотах. И вы все не бойтесь. Упокою я ее. И не будет никаких вам проклятий. Только смотрите! Не трогайте ни ее, ни меня, не то к вам прицепится!

Все расступились, когда он побрел к выходу. У порога обернулся.

– Слышь, Гвен! Поесть мне собери в дорогу. Вдруг помру. Не упокою ее тогда.

– Ишь чего! Проваливай отсюда!

– Да ты мне на пол кинь! Я подберу! Она ж кровь мою пьет, сил нету!

Хозяин поглядел на остальных, ища поддержки.

– Дай ты ему! – всполошился лохматый старик. – И побольше дай! Пусть далеко уходит! Помрет еще где у околицы, а эта к нам липнуть будет!

Гвен вышел из-за прилавка и похромал к складу. Левая нога у него была короче правой. Через минуту он вернулся и бросил перед Липкудом мешок со съестным.

– На вот. И проваливай! Не вздумай еще сюда приходить!

– Так и знай – уберег ты себя от проклятия! – воскликнул Косичка и, подхватив еду, вышел за дверь.

Теперь осталось найти сараюшку для ночлега, а утром заняться поисками храбреца, готового провести Липкуда на кладбище шаманов – курганы с навершиями, где в ящиках высоко над землей покоились тела колдунов. В Царстве Семи Гор о воздушных могилах знал любой непослушный ребятенок. Раз в год местные жители даже проводили обряд смелости: молодые парни собирались толпой и ходили на кладбище, но вроде бы никто так и не решился дойти до конца и ни одного амулета оттуда не принесли. В Папарии про это место пели так:

За горой корявой, где солнце тонет,
Мертвые на холма́х да в гроба́х ютятся.
За леском, за речкою воет и стонет
Злой шаман, что смерти в лапы попался.

Не ходи по тропке через долину,

Не держи на запад да свой путь-дорогу.
Коль пройдешь однажды чрез топь-трясину,
Уже не вернешься к родному порогу.

Спалит твои кости черное солнце,

Прах поднимет колкий да холодный ветер.
Над горой корявой стервятник вьется.
Не ходи на запад, а после на север.

Глава 18 Чувства пустыни