Его место на сцене тут же заняла группа явно иностранных музыкантов. Смуглые, смольноволосые, с узкими темными глазами и круглыми лицами, они были одеты в длиннополые кафтаны из белой ткани, отделанные по краям красным орнаментом. В ладонях мужчин блестели покрытые лаком деревянные инструменты, похожие на длинные дудки. Их держали не перед собой и не сбоку, наподобие флейты, а вертикально, вдоль тела, сосредоточив пальцы в дальней части корпуса, отчего руки приходилось почти полностью распрямить.
Трубка зажималась не то зубами, не то верхней губой и почему-то сбоку. Оставшаяся часть рта выглядела нелепо открытой, и это делало лица музыкантов чуть скошенными, но они все равно казались внушительней Косички, которого готовы были оплевать со всех сторон и закидать мусором. Вскоре родилась и стала закручиваться в спираль мелодия. Грудная, вибрирующая, но нежная, она не шла в сравнение ни с одним звучанием, прежде слышанным Косичкой. Он так и застыл, а потом зажмурился, чтобы ничего не упустить. Стройные голоса длинных дудок, прерываемые мелодичным колебанием, заворожили его.
Липкуд потягивал уже третий бокал, а музыканты все играли, и зал слушал, став робким и маленьким. Лодки в потоках нот делались не больше наперстка. Никто не смел прервать выступление, у богачей и мысли не возникло бросить на сцену огрызок. Это было невыносимо, совершенно невыносимо, и краснолицый от спиртного Липкуд поплелся в центральную залу, ощутив прилив храбрости и вообразив себя смелым парнем с кинжалом.
Элла к тому времени сыто сопела, убаюканная музыкой, и некому было его остановить.
– А не долго ли вы там торчите?! – вызывающе рыкнул Косичка.
Его голос разрушил мираж музыкантов. Дудки замолкли. Сцена отдалилась и уменьшилась, а наперстки раздулись до галеонов и теперь давили со всех сторон.
Липкуд встал возле лодки Боллиндерри, оперся о нее и заплетающимся языком сказал:
– Да у тебя в твоей труппе одни трупы!
Его попытались оттащить двое рослых слуг, но Боллиндерри отослал их. Он смеялся:
– Так и одни трупы?
– Позор, а не артисты! – пьяно кивнул Липкуд. – Да есть у тебя в твоем хваленом театре хоть один толковый певец, а? Да я вас всех перепою! Да я такое представление устрою, что вы все бездыханные попадаете!
– Вы его слышали? – весело спросил Боллиндерри, оборачиваясь к остальным. – Все слушайте! Этот оборвыш говорит, что мои артисты ему в подметки не годятся! Эй, как там тебя, Косичка? Я не могу пропустить такое зрелище! Я хочу увидеть, на что ты способен! Как насчет спора?
Зал засвистел, зашумел.
– Тихо!
– Спора? – ошалело спросил Липкуд, привалившись к борту судна.
– На большой сцене! – Боллиндерри развел руками. – В Театре тысячи огней!
– Не хватало там этого дерьма! – возмутился второй мужчина.
– Брось, Ардал! Это же забавно! Он бросил мне вызов!
– Забавно будет пальцы ему отрезать по одному и толкать в его же рот, чтобы не брехал лишнего.
Рыжий ударил кулаком по обивке, отчего девушка рядом с ним вздрогнула.
– Да что тебе стоит, друг мой? Давай пустим его на твою сцену разок! А если он пустослов, то самоубьется у всех на глазах! Таким выступлением он точно меня победит! Способ доверю выбирать тебе. Ты согласен, Косичка?
– Согласен! – выпалил тот, не раздумывая ни секунды.
– Эй вы все! Слышали? Будете свидетелями! Через половину трида наступит новый год! В первый чернодень ожидается большое представление! Мое и этого безумца! Приходите полюбоваться на его триумф!
Зал взорвался волной хохота и аплодисментов. Косичка раскланялся, потом упал и захрапел.
Глава 21
Бездыханный
Нико не мог выбраться из Унья-Паньи долгую половину трида. Море штормило каждый день, ливни обрушились на Намул, точно проклятие, бешеный ветер срывал фонарики и палатки. Улицы блестели от воды и битого стекла.
И вот наконец прояснилось.