Шепот под землей

О таком идеальном задержании можно было только мечтать. Я ухватил подозреваемого за левую руку, Кумар за правую, я зацепил ногой под колени и дернул. Тип свалился на платформу. Мы уложили его лицом вниз, заломили руки за спину.

Но удержать оказалось трудно: он извивался и бился, как пойманная рыба. И при этом молчал, только шипел, как очень злой кот.

Кто-то из пассажиров спросил, что за херня здесь происходит.

– Полицейская операция, – ответил Кумар. – Отойдите в сторону!

– У кого наручники? – спросила Рейнолдс.

Я поглядел на Кумара, он – на меня.

– Вот черт.

– Нету, – признался я.

Парень перестал вырываться и затих. Сквозь тонкую флисовую ткань чувствовалось, какой он тощий. Даже более костлявый, чем на вид. Но мышцы на руках были как стальные.

– Поверить не могу, что вы не взяли наручники, – покачала головой Рейнолдс.

– А вы что, взяли? – огрызнулся я.

– У меня не было такого приказа.

– Как и у меня.

Мы оба глянули на Кумара.

– Улики, – сказал он. – Вы сказали, мы идем искать улики, а не ловить преступников.

Наш преступник между тем начал трястись и как-то странно фыркать.

– А ты перестань смеяться, – велел я ему, – без тебя знаем, что не умеем работать.

Кумар спросил, удержим ли мы его вдвоем, я кивнул. Тогда он помчался вдоль платформы в поисках колонны экстренного вызова, чтобы связаться с дежурным по станции.

– Думаю, вам не надо встречаться с нашим подкреплением, – сказал я, – у вас все-таки пушка, она их заинтересует.

Спецагент кивнула. Она предусмотрительно не стала доставать оружие здесь, под камерами наблюдения. Я поискал взглядом Кумара: он стоял у колонны экстренного вызова и что-то говорил в динамик. Должно быть, в этот момент я чуть ослабил хватку, поскольку чертов ублюдок попытался вырваться. В свое оправдание могу сказать, что вряд ли нормальная человеческая рука способна сгибаться под таким углом. И уж точно она не смогла бы так дико вывернуться и резко ударить локтем в подбородок.

Моя голова запрокинулась назад. Я выпустил его правую руку.

Раздался женский визг.

– Стоять! – заорала Рейнолдс.

Краем глаза я увидел: плюнув на все, она чуть отступила и достала пистолет.

Как я потом узнал, агентам ФБР на тренингах первым делом внушают главное правило: нельзя, чтобы твое оружие оказалось в пределах досягаемости преступника. Еще мне сказали, что каждый сотрудник американских правоохранительных органов больше всего на свете боится умереть, не вынув пистолета из кобуры.

Но парень, которого я прижимал к полу, нисколько не испугался. Он выгнулся назад и крепко ударил ладонью освободившейся руки о поверхность платформы. Пахнуло озоном и свежей гончарной глиной. Там, где ладонь шлепнула о бетонный пол, он с грохотом провалился, образовав воронку. Поднялось облако пыли, и сквозь него я почти увидел, как от воронки пошла воздушная волна. Несколько мгновений спустя она сбила с ног меня, Рейнолдс и с полдюжины зевак, которые не успели разбежаться. Хорошо хоть поезд еще стоял у платформы, а то кто-нибудь мог и на рельсы упасть.

Но я точно не мог, ибо все еще крепко держал мерзавца за другую руку. Это уже наше главное правило. Я резко дернул, чтобы он потерял равновесие, а сам попытался вскочить на ноги. Но он вцепился пальцами в пол и резко повернул кисть.

Трещина шириной в палец расколола платформу, зазмеилась по ближайшей стене. Керамическая облицовка брызнула в стороны, мерзко застучала по платформе, словно чьи-то выбитые зубы. А потом кусок платформы дрогнул и поехал вниз, словно какой-то великан надавил на его край своей тяжеленной ногой.

Трещина разошлась, и мой желудок подскочил куда-то к горлу: часть платформы ушла вниз на добрый метр. Вместе со мной. Я увидел внизу черный провал и успел только подумать: «Черт, он и правда маг земли!» А потом провалился в темноту.

Бесконечно долгое мгновение казалось, что я все еще без сознания. Но боль, по диагонали опоясавшая бедро, меня в этом разубедила. Потом подтянулись и остальные, не менее прекрасные ощущения. Особенно тревожил затылок, кусок которого наливался пульсирующей болью. Я хотел было пощупать, что там такое, но оказалось, что даже руку в локте не согнуть, слишком тесно.

Вот тут уж клаустрофобия, что называется, накрыла.

Я не стал звать на помощь, поскольку был уверен: если начну кричать, то остановиться вряд ли смогу.

Итак, земля разверзлась и провал поглотил меня. Значит, тут относительно неглубоко, и засыпало меня вряд ли сильно. Возможно, даже удастся самостоятельно вылезти наверх или хотя бы расширить пространство вокруг, чтобы не задохнуться.

Я все-таки позвал на помощь. Что и требовалось доказать: крик перерос в отчаянный вопль. Сверху посыпалась пыль, набилась в рот, и я заткнулся. Начал отплевываться, и это меня странным образом успокоило.

Некоторое время я лежал и внимательно слушал в надежде, что мои вопли привлекли чье-нибудь внимание. Стараясь дышать через раз, принялся вспоминать все полезное, что знаю о погребениях заживо.