Шепот под землей

Я вознамерился силой мысли отыскать пса по имени Тоби и связаться с ним. Ну, не то чтобы прямо мысли, это вряд ли возможно. Но с тех самых пор, как Молли отправила меня в веселое путешествие по закоулкам памяти Лондона, я понял, что все накопленные городом вестигии, питающие призраков, как-то связаны между собой. И места, где они копятся, способны обмениваться информацией. Это что-то вроде магического интернета. Иначе как я мог увидеть столько всего, физически находясь в Безумстве? И вот теперь я надеялся это использовать. Нужно создать эдакую форму без формы, достаточно мощную, чтобы напитать ее магией камень. Тогда, возможно, получится своеобразный маяк. Сигнал, который пройдет сквозь память камня достаточно далеко, чтобы один особенно восприимчивый песик мог услышать его и распознать. А потом он тревожно залает и помчится со всех своих коротких лапок к станции «Оксфорд-cеркус». И будет настырно крутиться у горы обломков, обнюхивая их. И какой-нибудь спасатель, не обделенный интуицией, скажет вдруг: «Эй, гляньте, собачонка вроде чего-то учуяла».

Я же говорил, что это самая дурацкая из всех моих идей, верно? Но других вариантов не было. Ибо, как только Лесли вступила в наши ряды, я первым делом купил колоду карт Зенера[46], чтобы проверить, можно ли с помощью магии общаться мыслями. Как-то раз мы с Лесли и доктором Валидом полдня развлекались, воссоздавая безумные телепатические эксперименты шестидесятых и семидесятых годов. Результаты были нулевые, у меня не получалось даже распознать форму, которую Лесли создавала у себя в голове. Удавалось только определить общий тип заклинания. И заметьте, нас при этом разделяло меньше метра.

Что я больше всего не люблю в научных исследованиях, так это отрицательные результаты.

Но Тоби давно доказал свою восприимчивость к магии. И я верил, что между нами существует взаимная симпатия. И вода уже плескалась у груди. И я начинал впадать в отчаяние.

Глубоко вздохнув, я мысленно создал форму. Похожую на lux, при помощи которой можно создавать светлячки. А если немного подправить, то и фаерболы, и скинни-гранаты, и воистину адское пламя, которым я когда-нибудь научусь прожигать сталь, если только пойму, как направлять жар строго в одну сторону. Об экспериментах с картами Зенера я Найтингейлу говорить не стал. Я вообще обычно скрываю от него свои маленькие импровизации – кроме тех случаев, когда приходится объяснять, почему горит одна из лабораторий. Да, lux подходила идеально: у нее очень сильный магический импульс. А то, что я собирался сделать, вызывало не жар, а громкий звук.

Мой бетонный гроб, который уже наполовину залило, наполнился неярким голубоватым свечением. По потолку заплясали бледно-зеленые блики. Я держал заклинание, сколько мог, но боль в голове вдруг усилилась, и форма выскользнула из сознания. В воображении зазвучали голоса мертвых. Ну, то есть хотелось верить, что только в воображении. Голоса множества людей, погибших в тоннелях метро, – кто-то в аварии, кто-то по собственной глупости, кто-то свел счеты с жизнью. Всех «подколесников», чьим последним желанием стало не дать народу приехать на работу вовремя.

Я слышал их всех. Каждый исходил у меня в ушах отдаленным криком, полным отчаяния и ярости. И все они обрывались внезапной тишиной, заставляющей вспомнить неудачливого рисовальщика по имени Макки.

– Я не из них! – заорал я в ответ, хотя тоже, скорее всего, мысленно.

И тут они обступили меня. Все, кто погиб в подземке и остался в ней: жертвы несчастных случаев, подземных пожаров, аварий на путях и страшного шага, которым оборвал свою жизнь парень из Брэдфорда, не желавший больше работать в папиной закусочной. Многие из них не успели ничего понять или почувствовать. Но другие сознавали, что умирают, а некоторые – их вопли были самыми жуткими – даже успели поддаться тщетной надежде, а потом тьма поглотила их, навечно вогнав в каменно-бетонную память тоннелей.

Вода прибывала, холодным обручем сдавливала мне грудь. Я совсем не хотел умирать.

Но дело в том, что иногда ты ничего не решаешь. Иногда можно только ждать, терпеть и надеятся.

Наверху раздался шорох и дробный стук. В какой-то момент я подумал, что это сэр Тайберн хочет еще немного поболтать, но потом услышал самый долгожданный звук. Благословенный скрежет перфоратора о камень.

Дождался, пока он умолкнет, и завопил в последний раз, от всей души. Тут же хватанул полный рот бетонной пыли. Потом по глазам ударил свет, который тут же заслонило чье-то чернокожее лицо.

– Приятель, ты как? – вопросил его обладатель. Проморгавшись, я разглядел желтую каску и толстую огнеупорную куртку. – Ты Питер Грант?

Я попытался было сказать «да», но рот был забит пылью.

– Пить хочешь? – спросил спасатель. Не дожидаясь ответа, он аккуратно просунул мне в рот коктейльную соломинку. – Осторожно, сразу много нельзя. Извини, доктора у нас тут нет, вышла небольшая закавыка.