Шерли

– Когда-то вы говорили мне, что хотите стать гувернанткой, и, если помните, я не одобрила вашу идею. Почти всю свою жизнь я прослужила гувернанткой и считаю, что мне повезло встретить мисс Килдар. Я легко справлялась со своими обязанностями благодаря ее талантам и доброму нраву, однако в молодости, до того как вышла замуж, мне довелось перенести немало тяжких испытаний. Я бы не хотела, чтобы на вашу долю выпало нечто подобное. Мне пришлось работать в семье с высокими претензиями. Все члены того семейства считали, что они, будучи аристократами, умом превосходят остальных людей и являются «кладезем христианских добродетелей», и что они духовно преобразились, а их разум необыкновенно дисциплинирован. Мне сразу дали понять, что я им «не ровня», и нечего рассчитывать на их «благорасположение». Они считали меня «обузой и помехой», и даже не скрывали этого. Вскоре я обнаружила, что мужчины относятся ко мне как к «падшей женщине», кому «не следует оказывать знаки внимания как дамам из общества», и которой «хватает наглости вечно путаться под ногами». Женщины, в свою очередь, считали меня «занудой», а слуги открыто презирали, хотя я до сих пор не знаю, за что. Мне говорили, что «как бы ни любили меня мои подопечные и какую бы глубокую привязанность к ним ни испытывала я, мы никогда не станем друзьями». Мне намекали, что я «должна жить одна и никогда не пересекать невидимую, но определенную грань между мной и моими нанимателями». В их доме я вела замкнутую и тяжелую жизнь, лишенную радости. Ужасная подавленность и всепоглощающее чувство одиночества и бесприютности, вызванное подобным отношением, не могли не сказаться на моем здоровье, и я заболела. Хозяйка дома лишь холодно заметила, что я просто «жертва уязвленного тщеславия». Намекнула, что если я не попытаюсь усмирить «богопротивное недовольство», не перестану «роптать против божественного предназначения» и не научусь принимать свое положение с должным смирением, мой разум «разобьется о скалу болезненного самомнения», и я скорее всего умру в лечебнице для душевнобольных. Я ничего не ответила миссис Хардман – возражения ни к чему бы не привели, – но однажды высказала свои мысли ее старшей дочери, и та признала, что в положении гувернантки есть свои трудности. «Конечно, гувернанткам приходится порой нелегко, но так и должно быть!» – заявила она с таким важным видом, что я до сих пор вспоминаю об этом с усмешкой. По мнению мисс Хардман, гувернантки всегда должны держаться изолированно, и она не видит причины и не имеет желания что-либо менять, поскольку это противоречит английским привычкам и традициям. «Это единственное средство сохранять дистанцию, как того требуют порядки и устои приличного английского дома», – добавила она.

Помню, я только вздохнула, когда мисс Хардман поднялась, чтобы выйти, однако она услышала мой вздох, повернулась и сурово добавила: «Мисс Грей, вы в полной мере унаследовали худший грех падшей души – грех гордыни. Вы горды и неблагодарны. Мама платит вам хорошее жалованье, и будь у вас хоть капля здравого смысла, вы бы с благодарностью смирились со своими обязанностями, какими бы скучными и утомительными они ни являлись, ведь за них вам щедро платят».

Моя милая мисс Хардман была необычайно здравомыслящей юной леди выдающихся способностей. Знаете, аристократы действительно принадлежат к высшему классу, который значительно превосходит все остальные в физическом, умственном и моральном отношении. Как истинная тори, я готова это признать. Не могу передать, каким тоном и с каким достоинством мисс Хардман высказала мне свое мнение, однако она была довольно-таки эгоистичной особой. Не хочется говорить плохо о тех, чье положение выше моего, но мисс Хардман была эгоисткой.

Миссис Прайер помолчала и продолжила:

– Помню еще одно высказывание мисс Хардман, которое она произносила с высокомерным видом. «Нам нужно, чтобы наши отцы совершали экстравагантные, ошибочные и безрассудные поступки, даже в некотором роде преступные, дабы засеять поле, с какого мы собираем урожай гувернанток. Даже хорошо образованным дочерям торговцев и ремесленников всегда не хватает породы и воспитания, и потому они не достойны жить в наших домах или приглядывать за нашими детьми. Мы предпочитаем поручить заботу о своем потомстве тем, чье рождение и тонкость воспитания хотя бы немного соотносятся с нашими собственными».

– Вероятно, эта мисс Хардман ставила себя выше остальных людей, раз считала, что для ее удобства необходимы их беды и даже преступления, – заметила Каролина. – Вы говорите, что она была набожной. Ее вера похожа на веру того фарисея, который благодарил Бога за то, что он не таков, как прочие люди, а тем паче мытари.