Шерли

– Ну, что еще скажете? – осведомился мистер Йорк, воспользовавшись мгновением, когда Шерли замолчала, чтобы перевести дух.

Похоже, она еще не остыла и данная тема по-прежнему владела ее мыслями.

– Да, мистер Йорк, я скажу! – ответила Шерли, меряя шагами дубовую гостиную. – Ваши взгляды, как и взгляды политиков, выступающих за крайние меры, допустимы лишь для тех, кто не занимает ответственных постов. Это не больше, чем оппозиционность, повод для разговоров, болтовня, какой не суждено воплотиться в действие! Если бы завтра вы стали премьер-министром Англии, то сразу бы отказались от подобных воззрений. Вот вы осуждаете Мура за то, что он защищал свою фабрику, но разве на его месте вы, руководствуясь совестью и здравым смыслом, не поступили бы так же? Вы порицаете мистера Хелстоуна за все, что он делает. Да, у него есть недостатки, порой он ошибается, но чаще всего поступает правильно. Будь вы священником Брайрфилда, то сами бы убедились, насколько трудно поддерживать и направлять любую деятельность на пользу прихода и прихожан, как это делал ваш предшественник. Вот интересно, почему люди не могут справедливо относиться к самим себе и к ближним? Когда я слышу, как мистер Мэлоун и мистер Донн рассуждают об авторитете церкви, о достоинстве и правах духовенства, о почтении, которое им следует оказывать только потому, что они служители церкви, слышу их мелочные и злобные выпады против диссентеров[84], когда наблюдаю их глупую завистливость и предвзятость, когда их болтовня о порядках, традициях и суевериях звучит в моих ушах, когда я вижу, с каким презрением они относятся к беднякам и как пресмыкаются перед богачами, тогда я думаю, что не все ладно у нашей церкви, и она сама, и ее сыны одинаково нуждаются в обновлении. Я отворачиваюсь от башен величественных соборов и шпилей деревенских церквушек с огорчением – да, оно похоже на то, что испытывает церковный староста, когда ему надо бы побелить свой храм, а денег на известь не хватает, – и вспоминаю ваши жестокие насмешки над «жирными епископами», «изнеженными священниками», «старушкой церковью» и так далее. Вспоминаю вашу нетерпимость к отличающимся от вас, то, как вы огульно осуждаете людей и сословия в целом, не делая скидки ни на соблазны, ни на жизненные обстоятельства, и тогда, мистер Йорк, меня охватывает сомнение: неужели нет людей, настолько милосердных, разумных и справедливых, что им можно было бы доверить нелегкую задачу по преобразованию и улучшению? Вы-то уж точно к ним не относитесь.

– У вас неверное представление обо мне, мисс Шерли. Вы никогда не высказывались так откровенно!

– Не представлялось возможности. Но я сидела на табурете Джесс возле вашего кресла в Брайрменсе и долгими вечерами в волнении слушала ваши речи, то восхищаясь ими, то негодуя. По моему мнению, сэр, вы замечательный старый йоркширец, и я горжусь, что родилась с вами в одном графстве и в одном приходе. Вы правдивы, прямолинейны и независимы, как подводная скала, но вместе с тем суровы, грубы, узколобы и безжалостны.

– Только не с бедняками, девочка, и не с кроткими духом, а лишь с надменными гордецами.

– А разве у вас есть право, сэр, делать подобные различия? Нет на свете более гордого или надменного человека, чем вы сами! Вы запросто говорите с теми, кто ниже вас по положению, но завидуете тем, кто выше, и держитесь с ними заносчиво и горделиво, не соблюдая обычной вежливости. Да что говорить, вы все одинаковы! Хелстоун такой же гордец, обремененный предрассудками. Мур, хотя он справедливее и учтивее вас обоих, тоже высокомерен, суров и, в общепринятом понимании, эгоист. Как хорошо, что еще встречаются люди вроде мистера Холла – с широкой и доброй душой, способные любить все человечество и прощать других, тех, кто богаче, успешнее или обладают большей властью, чем они сами. Может, этим людям не достает оригинальности, у них нет такой силы воли, как у вас, зато они всегда готовы поддержать своих близких.

– Так когда ждать этого события? – поинтересовался мистер Йорк вставая.

– Какого события?

– Свадьбы.

– Чьей?

– Конечно, Роберта Жерара Мура, эсквайра, владельца дома в лощине, и мисс Килдар, дочери и наследницы покойного мистера Чарлза Кейва Килдара из поместья Филдхед.

Покраснев, Шерли уставилась на мистера Йорка: впрочем, пламя в ее глазах не погасло, а, наоборот, запылало еще ярче.

– Так вот как вы мне решили отомстить, – медленно произнесла она, а затем спросила: – Неужели это неподходящая партия для дочери покойного Чарлза Кейва Килдара?

– Девочка моя, Мур – настоящий джентльмен, его род такой же старинный и благородный, как мой или ваш.

– Неужели для нас с вами так важна древность рода? И есть ли у нас фамильная гордость, если по крайней мере одного из нас считают республиканцем?

Йорк поклонился и не проронил ни слова, но в его глазах мелькнуло сомнение. Да, у него есть фамильная гордость.

– Мур, несомненно, джентльмен, – повторила Шерли, грациозно вскидывая голову.