Слова так и рвались с языка мисс Килдар, однако она сдержалась, не желая давать им воли. Впрочем, ее взгляд был едва ли не выразительнее любых слов, но как Йорк ни старался, не смог его прочитать. Он видел в глазах мисс Килдар пылкую поэму к сожалению, непереводимую. Ясно было одно: это не обычный рассказ или внезапный всплеск чувств и уж точно не заурядное признание в любви; нет, здесь таилось нечто иное, более глубокое и сложное. Но что именно? Мистер Йорк понял, что его маленькая месть не удалась и Шерли торжествует. Ей удалось озадачить его, и теперь она наслаждалась создавшимся положением, а не он.
– Если Мур – джентльмен, а вы – леди, значит…
– Значит, в нашем союзе нет неравенства?
– Нет.
– Благодарю за одобрение. Вы же согласитесь стать моим посаженным отцом, когда я соберусь поменять фамилию Килдар на фамилию Мур?
Мистер Йорк промолчал, с недоумением глядя на Шерли и не понимая, шутит она или говорит всерьез. У нее явно имелась какая-то цель: за подвижными чертами ее лица скрывалось добродушное поддразнивание вперемешку с ироничной насмешкой.
– Я вас не понимаю, – произнес мистер Йорк отворачиваясь.
Шерли рассмеялась:
– Сэр, вы не одиноки! Впрочем, вполне достаточно, если меня поймет мистер Мур, не так ли?
– Отныне дела Мура меня не интересуют, я не хочу ничего о них знать или слышать.
Внезапно Шерли осенило. Лицо ее изменилось, как по волшебству, глаза вдруг потемнели, а черты застыли и посуровели.
– Признавайтесь, вас просили поговорить со мной? – воскликнула она. – Вы расспрашиваете меня как чье-то доверенное лицо?
– Боже упаси! Если кто-нибудь решит взять вас в жены, пусть сам о себе позаботится! Приберегите свои вопросы для Роберта, я больше не буду отвечать. До встречи, девочка!
День был хороший, по крайней мере ясный: пушистые облака слегка закрывали солнце, холмы затянуло легкой голубоватой дымкой, непохожей, однако, на холодный сырой туман. Пока Шерли принимала посетителей, Каролина уговорила миссис Прайер надеть шляпку и накинуть летнюю шаль, после чего обе дамы отправились на прогулку к дальнему концу лощины.
Здесь склоны долины сближались, образуя заросший кустами и чахлыми дубками овраг, по дну которого бежал ручей, извиваясь между крутыми берегами, плескаясь по камням, продираясь сквозь узловатые корни деревьев, журча, пенясь и словно что-то бормоча. В этом месте, в полумиле от фабрики, царило глубокое уединение. Оно ощущалось во всем: в тени нетронутых деревьев, в щебете птиц, которые нашли приют в их кронах. Здесь не отыщешь исхоженных троп; судя по свежести лесных цветов и трав, тут почти не ступала нога человека. Густые кусты шиповника выглядели так, будто они расцветали и увядали в уединении под бдительным присмотром, как в гареме восточного владыки. Кое-где виднелась нежная лазурь колокольчиков, а жемчужно-белые головки каких-то других цветов рассыпались в траве скромным подобием небесных созвездий.
Миссис Прайер любила тихие прогулки и всегда избегала оживленных дорог, ища окольные и уединенные тропы. В полном одиночестве гулять ей не нравилось, поскульку ее пугала возможная встреча с кем-то, кто своей надоедливостью испортит удовольствие от одиноких блужданий, но с Каролиной она ничего не боялась. Когда, оставив позади шум и суету людского жилища, она вместе со своей единственной спутницей входила в спокойные чертоги природы, в душе пожилой компаньонки происходила чудесная перемена, отражавшаяся во всем ее облике. С Каролиной – и только с ней одной! – миссис Прайер словно освобождалась от некоего бремени, лицо светлело, а мысли избавлялись от оков. Лишь с Каролиной она бывала весела, а порой даже нежна, охотно делилась своими знаниями и опытом, и тогда можно было понять, какую жизнь ей довелось прожить, какое образование она получила, насколько развит ее ум и как ранима душа.
В тот день, к примеру, во время прогулки миссис Прайер рассказывала своей юной спутнице о птицах, певших на деревьях, объясняла, к какому виду относится та или иная щебетунья, описывала их привычки и особенности. Похоже, она хорошо знала растительный и животный мир Англии: все цветы вдоль тропы были ей знакомы. Каждая былинка, пробивающаяся среди камней или выглядывающая из трещин старых оград, растения, которые Каролина прежде не замечала, вдруг обрели собственное название и определение. Чувствовалось, что миссис Прайер досконально изучила природу английских полей и лесов.
Дойдя до верхнего конца оврага, дамы уселись на серый замшелый камень у подножия крутого зеленого холма. Миссис Прайер заговорила об окрестностях, о том, как они выглядели много лет назад, вспомнила о происшедших здесь переменах, сравнила это место с другими частями Англии, неосознанно проявляя в своем безыскусном описании чувство прекрасного и умение ценить как изысканное, так и обыденное. Благодаря способности миссис Прайер сравнивать дикую природу с возделанными полями, а великое с малым, повествование напоминало прелестный рисунок, скромный, но тем не менее очаровательный.