Шерли

Был тихий осенний день. Позолота бабьего лета расплескалась по лугам во всю ширь; красновато-коричневые леса уже готовились сбросить листву, но пока стояли во всей красе; пожухлый, но еще не увядший вереск лиловел на холмах. Ручей торопливо нес свои воды через безмолвные поля к лощине, и ни одно дуновение ветерка не следовало за ним и не шелестело в кронах деревьев на его берегах. Печать благородного увядания легла на сады Филдхеда. На подметенные с утра дорожки вновь слетели желтые листья. Время цветов и плодов миновало, хотя последние яблоки еще висели на деревьях, а кое-где из-под опавших листьев выглядывали бледные, чахлые цветочки.

Прогуливаясь между клумбами, Шерли собрала эти запоздалые цветы. Она уже прикалывала к поясу платья блеклый и без всякого запаха букетик, когда из дома вышел, прихрамывая, Генри Симпсон.

– Шерли, мистер Мур зовет тебя в классную комнату: хочет, чтобы ты почитала ему по-французски, если, конечно, ты не очень занята.

– Мистер Мур так сказал?

– Конечно, а почему бы нет? Пойдем посидим все вместе, как когда-то в Симпсон-Гроуве. Как приятно проходили наши уроки!

Возможно, мисс Килдар и подумала, что с тех пор многое изменилось, только вслух ничего не сказала. Чуть помедлив, она молча последовала за Генри.

Войдя в классную комнату, Шерли, как в былые времена, скромно и послушно склонила перед учителем голову, сняла шляпку и повесила ее рядом с фуражкой Генри. Луи Мур сидел за столом, перелистывая книгу и делая пометки карандашом. В ответ на поклон учитель кивнул, однако с места не встал.

– Несколько дней назад вы хотели почитать мне, – произнес он. – Тогда я не мог вас послушать, но сегодня я к вашим услугам. Небольшая практика во французском языке пойдет вам на пользу: я заметил, что ваше произношение начинает портиться.

– Что мне читать?

– Вот посмертное издание Сен-Пьера. Прочитайте несколько страниц из «Амазонки».

Шерли села в кресло, которое Луи Мур заранее поставил рядом со своим. Теперь молодых людей не разделяло ничего, кроме книги на столе. Длинные локоны Шерли касались страниц, словно она хотела закрыть их от учителя.

– Уберите волосы назад, – велел он.

На мгновение Шерли засомневалась, надо ли послушаться или нет. Она украдкой бросила взгляд на учителя. Если бы он смотрел на нее строго или с робостью, если хотя бы тень нерешительности мелькнула на его лице, Шерли наверняка бы взбунтовалась, и на этом урок бы закончился. Но Луи просто ждал, что она выполнит просьбу, спокойный и холодный точно мраморное изваяние. Шерли послушно убрала локон за ушко. Хорошо, что у юного ее лица был такой нежный овал и упругие, гладкие щечки, иначе оно, без смягчающей тени локонов, могло бы утратить свою прелесть. Впрочем, в нынешнем ее обществе это не имело значения. Ни Калипсо, ни Эвхариса не стремились очаровать Ментора[102].

Шерли принялась читать. Она отвыкла от французского языка и постоянно сбивалась. Плавный поток французской речи прерывало торопливое дыхание, в словах слышалась английская интонация. Шерли остановилась.

– Не могу! Мистер Мур, почитайте мне сами, пожалуйста!

Он начал читать, Шерли повторяла за ним, и уже через три минуты переняла его произношение.

– Très bien![103] – похвалил учитель, когда она закончила чтение.

– C’est presque le Français rattrapé, n’est ce pas?[104] – спросила Шерли.

– Полагаю вы уже не сумеете писать по-французски как в былые времена?

– Конечно, нет! Я сразу запутаюсь в согласовании времен.

– И вы не смогли бы написать такое сочинение, как тогда, «La premiére femme savante»?[105]

– Неужели вы до сих пор помните этот вздор?

– Каждую строчку.

– Сомневаюсь.

– Я повторю все слово в слово.

– Запнетесь на первой же строке.

– Давайте проверим.

– Хорошо!

Луи стал читать сочинение Шерли наизусть. Он говорил по-французски, но мы даем его в переводе, чтобы не затруднять некоторых читателей.

«Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал[106].

Случилось это на заре времен, когда утренние звезды не встали на постоянное место, но уже пели с небес.

Эпоха эта столь далека, что туман и росистая дымка предрассветных сумерек скрывают во мраке обычаи, не давая ни различить местности, ни узнать подробностей. Достаточно сказать, что мир в те времена уже существовал и люди населяли его: и человеческая натура со всеми своими страстями, симпатиями, страданиями и наслаждениями уже заявила о себе на Земле и вдохнула в нее душу.

Одно из человеческих племен поселилось в некоей стране. Что это было за племя – неведомо, что за местность – неизвестно. Когда вспоминают о делах тех минувших лет, обычно говорят о востоке, но кто поручится, что запад, юг и север были безлюдны и пусты? Кто докажет, что это племя расположилось под сенью азиатских пальм, а не кочевало в дубравах какого-нибудь острова наших европейских морей?