Шерли

Они сели за стол. Больше всех говорила Гортензия. Она поздравила Каролину с выздоровлением, заметив, что у той вновь округлились щечки и вернулся прежний румянец. Мисс Хелстоун действительно похорошела. Уныние, страх, тоска покинули ее взгляд, она сбросила груз скорбной печали и, казалось, воспарила на крыльях любви, почти не скрывая, что сердце ее отныне не свободно.

После чая Гортензия поднялась к себе. Она уже целый месяц не перетряхивала содержимое своих платяных шкафов. Теперь беседой управляла Каролина, с необычайной легкостью ведя ее по нужному руслу. Самые обыденные темы заиграли новыми красками и обрели особое изящество. В голосе, и без того мелодичном, зазвучали новые нотки, удивляя и чаруя ее собеседника. Лицо стало необычайно выразительным и живым.

– Каролина, у тебя такой вид, будто ты услышала чудесные новости, – заметил Мур.

– Неужели?

– Я пригласил тебя сегодня, чтобы хоть немного приободриться, но ты подняла мне настроение даже больше, чем я предполагал.

– Я рада. Мне удалось тебя воодушевить?

– Ты почти светишься. Движешься плавно и говоришь весело.

– Мне приятно снова быть в этих стенах.

– О, мне знакомо это чувство! Рад видеть, как румянятся твои щечки и горят глаза. Чем же вызвана такая радость, что заставляет тебя сиять?

– Прежде всего я радуюсь из-за мамочки. Я очень люблю ее, а она отвечает взаимностью. Мама трепетно и долго меня выхаживала… Теперь же, выздоровев, я могу проводить с ней больше времени. Настал мой черед о ней заботиться, и я стараюсь вдвойне: и как горничная, и как ее дитя. Только не смейся, но если бы ты, Роберт, знал, с каким удовольствием я крою для нее наряды! Модные платья ей так к лицу; не хочу, чтобы мамочка выглядела старомодной. А еще с ней приятно вести беседы. Она необычайно мудра, рассудительна, хорошо знает людей, наблюдательна. С каждым днем я проникаюсь к ней все большей любовью и уважением.

– Скажу только одно: ты так трепетно говоришь о мамочке, что старушке можно лишь позавидовать.

– Роберт, она вовсе не старушка!

– Хорошо: об этой юной леди.

– На подобное она не притязает.

– Ладно, пусть будет почтенной дамой. Впрочем, ты говорила, что мамочка – одна из причин твоей радости. В чем же другая?

– Я счастлива, что тебе стало лучше.

– А еще?

– Что мы по-прежнему друзья.

– А мы друзья?

– Да. Хотя было время, когда я думала, что все осталось в прошлом.

– Каролина, когда-нибудь я расскажу одну тайну, которая не делает мне чести и потому вряд ли придется тебе по нраву.

– Ах, полно! Я никогда не стану думать о тебе плохо.

– А я не вынесу, если ты будешь относиться ко мне лучше, чем я того заслуживаю.

– Мне уже наполовину известна эта твоя «тайна». Может, даже вся.

– Увы, это не так.

– А я верю, что так!

– Кто же еще в этом деле замешан?

Каролина покраснела и замялась.

– Ну же, Лина, смелее. Говори!

Она попыталась произнести имя, но не смогла.

– Скажи. Здесь больше никого нет. Будем откровенны!

– А если я все-таки ошибаюсь?

– Я легко прощу тебе этот промах. Хотя бы шепни!

Мур наклонился, подставляя ухо, однако Каролина так и не нашла в себе сил произнести имя. Видя, что он не намерен сдаваться, она вдруг заговорила о другом:

– На прошлой неделе мисс Килдар провела у нас целый день. К вечеру поднялся сильный ветер, и мы убедили ее остаться на ночь.

– Вы с ней завивали друг другу локоны?

– Откуда ты знаешь?

– Я понял: вы при этом болтали о всяких пустяках, и она тебе призналась.

– Нет, мы болтали позднее, так что ты не столь проницателен, как тебе кажется. А еще она мне ни в чем не признавалась!

– А потом вы легли спать.

– Да, в одной комнате и даже в одной постели. Проговорили всю ночь напролет и глаз не сомкнули.

– Готов поклясться, именно так все и было. Значит, вот откуда ты узнала. Что ж, тем хуже. Я бы предпочел рассказать тебе эту тайну сам.

– И вновь ты ошибаешься! Напрасно ее подозреваешь – она ничего мне не говорила! Шерли не из тех, кто болтает о подобном. Я сама догадалась по ее случайным обмолвкам, сопоставила со сплетнями, которые давно ходили по округе.

– Однако если она не расписывала во всех красках, как я сделал ей предложение ради денег, а она с презрением отвергла мою руку… И не надо, Кэрри, так краснеть и тем более колоть иглой дрожащие пальчики – это чистая правда, нравится тебе или нет. Если не о моем дурном намерении вы откровенничали всю ночь, то о чем же?

– О всяких проблемах, которые мы прежде не обсуждали, хотя давно стали подругами. Ты ведь не ждешь, что я перескажу тебе каждое слово?

– Конечно, жду. Ты сама сказала: мы друзья, – а друзья должны доверять друг другу секреты.

– Ты никому не проболтаешься?

– Даю слово.

– Даже Луи?

– Даже ему. Думаешь, моему брату есть дело до женских тайн?

– Разумеется, ведь речь о Шерли, а она такое необычное создание!

– Возможно. Помимо странностей есть немало великих достоинств.

– Ты знаешь, она редко показывает чувства, однако порой они все-таки прорываются наружу – причем таким неудержимым потоком, что просто захлестывают. И в эти удивительные минуты можно лишь восхищаться ею и всей душою любить.

– И ты это зрелище видела?