Шерли

– Да. Глубочайшей ночью, когда дом весь уснул и нашу комнату озаряли лишь звездное сияние и холодный отблеск снега, Шерли обнажила передо мной свое сердце.

– Свое сердце? Обнажила перед тобой?

– Да. Самую его суть!

– И что же там?

– А там – святое сияние: чище снега, ярче пламени, могучей самой смерти…

– А способна ли она полюбить?

– А ты как думаешь?

– До сих пор она никому не отвечала взаимностью.

– А кто ее любил?

Мур перечислил сватавшихся к Шерли джентльменов, завершив список именем сэра Филиппа Наннели.

– Да, из них никто не тронул ее сердце.

– Хотя многие достойны любви.

– Наверное. Но Шерли не такая.

– Чем же она лучше прочих?

– Она особенная, и брать ее в жены не подумав – опрометчивый поступок.

– Могу представить…

– Шерли и о тебе говорила.

– Неужели? Ты же недавно утверждала иное!

– Шерли говорила не то, что ты думаешь. Я сама спросила ее, заставила сказать, какого она о тебе мнения. Точнее, как она к тебе относится. Давно ждала случая задать ей этот вопрос.

– Как бы я хотел ее послушать! Признавайся: она всячески меня презирает и считает недостойным человеком?

– Напротив, Шерли о тебе высокого мнения. Ты же знаешь, какой она бывает красноречивой. Так вот, я до сих пор слышу, с каким восторгом она тебя превозносит.

– И все же, как она ко мне относится?

– Пока ты не потряс ее своим поступком (но она не рассказывала, что именно между вами произошло), Шерли считала тебя едва ли не братом: гордилась твоими успехами и питала самую искреннюю привязанность.

– Лина, я более никогда ее не обижу. Мой поступок вернулся ко мне сторицей и потряс куда сильнее. Однако все эти разговоры про братьев и сестер – вздор. Шерли слишком горда и богата, чтобы проникнуться ко мне добрыми чувствами.

– Ты просто не знаешь ее, Роберт, и никогда не сумеешь узнать… Вы с ней слишком разные, чтобы понимать друг друга.

– Я уважаю Шерли, всячески восхищаюсь ей, однако сужу ее строго… Вероятно, излишне строго. Например, я уверен, что полюбить она не способна.

– Шерли – и не способна полюбить?!

– Она никогда не выйдет замуж. Не усмирит свою гордость. Побоится отдать над собою власть и разделить состояние.

– По-моему, она задела твое самолюбие.

– Еще бы! Хотя я не испытывал к ней ни искорки любви, ни толики нежности.

– Тогда, Роберт, ты поступил безнравственно, предлагая ей руку и сердце.

– Ты не представляешь насколько, мой милый исповедник, моя маленькая обличительница. Я даже ни разу не захотел поцеловать мисс Килдар, хотя у нее прелестные губы, пухлые и красные, словно спелая вишня. Разве что любовался ими издали.

– Даже не знаю, верить ли тебе… Как там говорится? «Зелен виноград»… точнее, вишня.

– Шерли хороша и фигурой, и лицом: я признаю ее достоинства, – однако ничего к ней не испытываю. А те чувства, что все-таки есть, вызовут у тебя разве что презрение. Похоже, меня действительно манил лишь блеск ее золота. Вот, Каролина, каков твой Роберт – благороден, бескорыстен, само целомудрие во плоти.

– Никто не безгрешен. Он совершил однажды большую ошибку, но мы не станем об этом говорить.

– И даже думать не станем? Не будем презирать в самой глубине сердечка – трепетного, нежного, но при этом честного и праведного?

– Ни за что! Мы будем помнить, что сказано в Писании: какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. Лишь проявим дружеское участие.

– Предупреждаю, участия может быть мало. А если однажды тебя попросят о более жарком чувстве, сильном, крепком? Сумеешь ли преподнести столь щедрый дар?

Каролина разволновалась, едва не заплакала.

– Успокойся, Лина, – мягко промолвил Мур. – Не имея на то прав, я не стану волновать твое сердце ни сегодня, ни потом. Не смотри так, будто готова убежать. Обещаю, более никаких намеков, давай продолжим нашу беседу. Не дрожи, посмотри на меня. Видишь, до чего я бледен, мрачен и угрюм – прямо-таки призрак во плоти, но не страшный, а скорее жалкий.

Каролина смущенно подняла голову.

– Ты и сейчас кажешься весьма грозным, – пробормотала она.

– Продолжим разговор о Шерли. Думаешь, она все-таки выйдет замуж?

– Она влюблена.

– Разве что в свои собственные мечты. Очередной вздор!

– Шерли любит искренне, всем сердцем!

– Это она говорит?

– Во всяком случае, не прямо: «мол, я люблю этого мужчину.

– Так я и думал.

– Однако Шерли не сумела скрыть своих чувств. Об одном человеке она говорила чересчур пылко, даже голос ее выдавал. Вызнав про тебя, я решила спросить, что она думает о другом мужчине, насчет которого у меня тоже имелись кое-какие догадки. Я едва ли не силой вытянула из нее ответ: теребила ее, щипала, когда она пыталась отделаться своими обычными ехидными отговорками, – и, наконец, она заговорила. Даже по голосу стало понятно: Шерли говорила чуть слышно, но с такой страстью, с такой нежностью! То была не исповедь, до открытого признания Шерли никогда не снизойдет. Однако я не сомневаюсь, что счастье этого мужчины ей дороже жизни.

– Кто же он?

– Я назвала его имя – а она не стала ни отнекиваться, ни признаваться. Только посмотрела на меня, а глаза у нее засияли. И все прояснилось. О, как же я ликовала!