Шерли

В гостиную зашли девочки. Джесси плакала, Роза пока держалась, хотя была серьезной. Мур вывел их в коридор, чтобы утешить и обнять на прощание. Он знал, что их мать терпеть не может, если пестают кого-то, кроме нее: миссис Йорк и к котенку взревновала бы, вздумай кто в ее обществе погладить зверька.

Мальчики стояли возле экипажа, однако с ними Мур прощаться не стал, лишь сказал мистеру Йорку:

– Наконец-то вы от меня избавитесь. Это был роковой для вас выстрел, Йорк, он надолго превратил Брайрменс в лазарет. Приезжайте ко мне в гости.

Мур поднял стекло, и экипаж тронулся.

Через полчаса он стоял у садовой калитки собственного дома. Расплатившись с возницей, Мур на мгновение оперся на ограду, чтобы перевести дух и собраться с мыслями.

– Шесть месяцев миновало с тех пор, как я выходил отсюда, обуреваемый гордыней, гневом, разочарованием… А теперь возвращаюсь поумневшим. Да, я обессилел, но уже не сломлен. Мир, что меня окружает, по-прежнему сер и холоден, однако отныне он сулит покой. Пусть в нем мало надежды, но и страхов почти не осталось. Будущее более не вызывает во мне рабского ужаса. Что бы ни случилось, я сумею, как Джо Скотт, заработать себе на кусок хлеба; да, участь эта будет тяжела, но в ней нет ничего постыдного. Прежде я считал, что потеря капитала сродни позору. Теперь же вижу разницу. Пусть разорение неизбежно, но я буду к нему готов. Даже умею отсрочить этот день на полгода. Может, к тому времени положение дел изменится, с торговли нашей спадут оковы – что маловероятно, – и тогда я еще выйду из схватки победителем. Я все бы за это отдал! Хотя к чему глупые мечты, надо мыслить здраво. Разорение неизбежно, и над корнями моего состояния уже занесен топор. Нужно лишь спасти хоть саженец, посадить его за океаном, в американских лесах. Луи, конечно же, последует за мной. Но только ли он? Увы, кто мог бы подсказать мне ответ… А спрашивать сам я не имею права.

Мур вошел в дом. День клонился к вечеру, густели сумерки – беззвездные, безлунные. Небо, несмотря на трескучий мороз, было затянуто недвижными серыми облаками. Мельничное колесо сковало льдом. В лощине царила тишина. Сара давно разожгла в темной гостиной камин, а теперь готовила в кухне чай.

– Гортензия, до чего приятно вернуться домой! – сказал Мур сестре, суетливо подбежавшей, чтобы снять с него плащ.

Гортензия не услышала в этих словах ничего странного, хотя прежде брат никогда не называл коттедж своим домом: до сей поры эти стены душили его, казались тесными, неуютными, – однако она порадовалась тому, что он счастлив.

Мур сел, но тут же снова поднялся. Подошел к окну, повернувшись к камину спиной.

– Гортензия!

– Да, mon frère?[128]

– В этой маленькой гостиной нынче особенно чисто и опрятно, она выглядит необычайно светлой.

– Пока тебя не было, мы отдраили весь дом.

– Сестра, думаю, в честь моего возвращения следует пригласить кого-нибудь к чаю. Хотя бы затем, чтобы показать, сколь милым стал этот дом в твоих руках.

– Как скажешь, брат. Не будь так поздно, я позвала бы мисс Манн.

– Славная мысль, сестра, но, боюсь, не стоит тревожить эту добрейшую даму в столь темный час, да и на дворе слишком холодно для дальних прогулок.

– До чего ты внимателен, дорогой. Хорошо, пригласим гостей завтра.

– И все же мне хотелось бы устроить небольшой тихий праздник сегодня, милая сестра. Позвать гостью, чье общество было бы приятно и мне, и тебе.

– Может, мисс Эйнли?

– Говорят, она замечательная особа, но, боюсь, мисс Эйнли живет очень далеко. Попроси Гарри Скотта сходить к приходскому священнику, передать приглашение для Каролины Хелстоун.

– Дорогой брат, не лучше ли будет устроить ужин завтра?

– Я хотел бы показать ей наш дом немедленно – пусть увидит вычищенные добела стены и поймет, как сильно ты меня ждала.

– Для нее это послужит хорошим примером.

– Конечно. Пусть придет!

Мур вышел в кухню.

– Сара, не торопись подавать чай, подожди полчаса.

Затем он велел ей послать Гарри Скотта к священнику, вручив наспех нацарапанную записку, адресованную мисс Хелстоун.

Посланник (а с ним и гостья) обернулся в два счета – Сара не успела даже встревожиться, что поджаренный хлеб остынет.

Каролина зашла через кухню, тихо поднялась по черной лестнице, чтобы снять шаль и шляпку, затем, пригладив красиво уложенные волосы, столь же неслышно спустилась обратно. Серое ее платье с белым кружевным воротничком было необычайно свежо, в руке она держала миниатюрную сумочку. В кухне она немного задержалась, чтобы поговорить с Сарой, посмотреть на нового трехцветного котенка, резвившегося возле очага, сказать пару фраз канарейке, встрепенувшейся вдруг от треска пламени, и только затем направилась в гостиную.

Обмен поклонами прошел непринужденно, как и надлежит при встрече родственников. По комнате сладким ароматом растекалась атмосфера дружеского тепла. Ярко горели только что зажженные свечи, на столе исходил паром горячий чайник.

– До чего приятно вернуться домой! – воскликнул мистер Мур.