Шерли

– Заботиться? Ты – обо мне? Все равно что роза обещает укрыть собою от грозы серый гранитный камень. Хотя нет, она может заботиться обо мне на свой манер: создать этими изящными ручками долгожданный уют в моем доме. Знаю, что женщина, с которой я намерен связать жизнь, дарует мне утешение, милосердие, чистоту сердца – все те качества, каких я лишен.

Каролина вдруг встревожилась, губы у нее задрожали.

– Что так волнует мою голубку? – спросил Мур, когда она прильнула к нему, но сразу отстранилась.

– Бедная мамочка! Ведь у нее, кроме меня, никого нет! Как можно ее оставить?

– Я уже думал об этом, и с «мамочкой» мы все обсудили.

– Скажи же, что вы решили? Я на многое готова – но только не расстаться с ней. Я не могу разбить ей сердце. Даже ради тебя!

– Потому что она осталась верна тебе, когда я изменил? Потому что, когда ты болела, меня рядом не было, а она не отходила от твоей постели?

– Как же быть? Я на все согласна – лишь бы не расставаться.

– Тебе и не придется.

– Она может жить рядом с нами?

– Прямо в нашем доме – правда, она настаивает, чтобы у нее были свои комнаты и собственные слуги.

– Знаешь, у мамы ведь есть небольшой доход, и с ее непритязательными вкусами на жизнь вполне хватит, чтобы ни от кого не зависеть.

– Об этом она тоже сообщила – причем с таким достоинством, что напомнила мне одну особу.

– Мама не любит сплетен и не будет ни во что вмешиваться.

– Я знаю ее, Кэрри. Впрочем, даже не будь она живым воплощением благоразумия и кротости, я все равно не испугался бы.

– Даже того, что она станет твоей тещей?

Каролина смущенно потупилась, и Мур не сдержал улыбки.

– Лина, мы с Луи не из тех, кто боится тещ. Мы никогда не воевали и не будем воевать со своими домочадцами. Уверен, что со своей тещей я сумею договориться.

– Несомненно. Только ты же знаешь, она очень сдержанная. Не показывает своих чувств, часто молчит и ведет себя холодно. Не надо думать, будто она затаила на тебя обиду, – просто у нее такой вид. Если вдруг сомневаешься, Роберт, лучше спроси у меня, я всегда понимаю ее настроение.

– Разумеется! Впрочем, хватит шутить – уверяю, мы с ней сойдемся on ne peut mieux[133]. Ты ведь знаешь, Гортензия тоже очень ранима – даже по нашим французским меркам – и порой слишком требовательна, однако до сих пор мне удавалось избегать крупных ссор и не задевать ее чувств.

– Конечно, ты так внимателен к ней и добр; уверена, что и к маме будешь снисходителен. Роберт, ты истинный джентльмен, до кончиков ногтей, и особенно это видно по тому, как ты обращаешься с домочадцами.

– До чего приятна твоя хвала. Я рад, что моя Каролина видит меня именно таким.

– Мамочка думает о тебе так же, как и я.

– Надеюсь, все-таки не совсем так же?

– Нет, не обольщайся, замуж за тебя она не хочет. Однажды она сказала мне: «Дорогая моя, у мистера Мура приятные манеры. Он из тех немногих джентльменов, кто учтив не только на словах, но и на деле».

– Твоя «мамочка», видимо, по натуре мизантроп? По-моему, она не слишком высокого мнения о представителях сильного пола.

– Мама старается не судить о них в целом, но некоторые представители сильного пола ей по нраву – Луи, мистер Холл или вот, например, ты. Хотя прежде ты ей не нравился, я это знаю наверняка, о тебе она говорить не желала. Однако, Роберт…

– Что тебя так взволновало?

– Ты еще не говорил с моим дядей?

– Говорил. Твоя мама позвала его в гостиную. Он согласен, но при одном условии – если я докажу, что способен содержать жену. А я способен, даже лучше, чем он предполагает.

– Роберт, если вдруг разбогатеешь, ты же будешь тратить деньги на благие цели?