Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

А потом, когда мы прибыли в Саутгемптон, и я уже было запаниковал, не зная, как объяснить старику мои желания и планы, лорд сам и без обиняков предложил мне пойти к нему камердинером. За этот рейс мы достаточно присмотрелись друг к другу, и он был уверен, что это будет к обоюдной выгоде. И не ошибся. Камердинером! Об этом я и не мечтал. Фактически при больном старике-хозяине я совмещал теперь обязанности и дворецкого, и камердинера, и секретаря. Так что в нашем маленьком королевстве я сразу и уверенно стал премьер-министром. У меня было все, о чем только можно мечтать. Судите сами: я жил в обстановке великолепного старинного замка, распоряжался всем в доме — и людьми, и деньгами. Его благоустройство и процветание были моей святой обязанностью и полем моей неутомимой деятельности. И в довершение ко всему я имел одну из лучших библиотек королевства. Но это не главное, главное были люди: сам лорд, дружба которого была для меня несравненным благом, и его домочадцы, за каждого из которых я, не задумываясь, пожертвовал бы жизнью. Душа моя будто вырвалась на свет из какого-то затхлого, промозглого склепа, согрелась и ожила. Это был счастливый сон, длившийся годы, пока однажды необыкновенно ветреной ночью мне не суждено было проснуться. Я подошел к стеклянной двери, выходившей в сад, чтобы закрыть ее на ночь, она тоненько дребезжала стеклами и дрожала под ветром как человек, которому очень страшно, и тут… на мое плечо легла рука в коричневой перчатке, и давно забытый голос произнес:

— Не дергайся, Читатель!

В этот момент я пережил одно из худших мгновений моей жизни. Я медленно повернулся: передо мною в неровном свете свечи стоял Бен Глаз. Это было как видение с того света. Я сильно надеялся, что он мертв, но он был жив. Жив-живехонек. Моложавый, поджарый, чесучевый костюмчик, дорогой цилиндр, лаковые туфли, набриолиненные по последней моде волосы и самые изысканные манеры. И ничего, кроме черной повязки на глазу, не напоминало в нем прежнего бандита, правой руки пресловутого Гарри Дребадана.

— Прости, мон ами[17], что не предупредил тебя письмом.

Бессмысленно было спрашивать, как он меня разыскал, он был мастер своего дела и разыскал бы меня и раньше, хоть на дне морском, просто раньше я ему был не нужен. А теперь вот понадобился.

— Так оно и лучше, письмо могло попасть не в те руки, — отвечал я ему в тон.

— Имей в виду, теперь мы в родстве, в случае чего, я твой кузен Бенджамин. Кстати, я теперь в бегах, за мной охотится, ты не поверишь, едва ли не весь Скотленд-Ярд. Так что выручай, братик!

Я стоял перед ним и молчал, потому что говорить мне было нечего.

Слова, что называется, были бессильны. Представьте себе, что вы неожиданно обнаруживаете под порогом вашего дома взрывное устройство, готовое вот-вот сработать, истребив всех ваших близких, и надежды воспрепятствовать этому нет никакой. Уговаривать его уйти — наивно, просить о чем бы то ни было — бессмысленно, угрожать — значит только усложнить дело и сделать его вовсе непредсказуемым, а говорить и действовать надо было и немедленно.

— Я укрою тебя, конечно, но с одним условием…

— Ты укроешь меня без всяких условий, мон шэр[18], — улыбнулся Бен Глаз одной из своих змеиных улыбочек, от которой поежился бы сам покойный Гарри. И мне стало ясно, малым тут не отделаешься. Я промолчал, и это ему не понравилось.

— Разве мы с тобой не братья, Билл?

— Я понял так, что двоюродные, — не удержался я от иронии.

— Ну да, — усмехнулся он, но единственный его глаз пронзил меня с бешеной силой, — только ведь Скотленд-Ярду не до этих тонкостей, вряд ли они позабыли наши подвиги. Да и портретики наши, думаю, висят у них рядышком на самом видном месте.

— Как бы нам самим не повиснуть на самом видном месте, как повисла вся наша команда.

— Не каркай, Читатель!

Он был суеверен, как старая дева, потому, видно, и побледнел, а может, от злости.

— Так вот, я все обдумал, дело верное. Как думаешь, сколько дед выложит за своего внучка? За наследника всех фатрифортских богатств? За последнего в роде… своего ненаглядного Фредди?

Хорошо, что я стоял теперь спиной к свету, и негодяй ничего не мог прочесть на моем лице. План его был настолько зверский и циничный, что я с трудом удержался, чтобы не придушить на месте эту скотину, что вряд ли бы мне удалось. Вооружен Бен Глаз был, как всегда, одним только ножичком, с которым не расставался и ночью, но его ножичек был страшнее и сабли, и ружья, и пистолета вместе взятых. Потому я и стоял перед этим гадом в молчании, оценивая создавшееся положение.

— Что, Читатель, задумался, не нравится моя идея?