— Понимаю, Ватсон, вас все еще смущает сомнительность моих действий. Но уверяю вас, друг мой, вы напрасно себя этим терзаете. Рассмотрите все заново и увидите, что правил я нигде не нарушал, наоборот, исключительно точно им следуя… просто выиграл. Вот и все. Да и отчет составил правдивый и подробный, в лучших традициях сыскной полиции. Но к сожалению, нет, к счастью, не будем кривить душой, заинтересовать инспектора делом Фатрифортов все же не сумел.
— Да уж, — не удержался я от улыбки.
— Оно и не удивительно. Разве может полоумный сыщик, этот окончательно свихнувшийся Шерлок Холмс заинтересовать своей мышиной возней самого деятельного, проницательного и успешного инспектора Скотленд-Ярда?!
— Что ж, Холмс, оставим инспектора при его заблуждениях. Как говорил один патологоанатом: смертельную болезнь вылечить нельзя, но можно не признавать смертельной.
— Что нам и остается. Кстати, надо поторопиться предупредить мистера Нортинга, пока он, чего доброго, не сделал непоправимого, не сорвал покрова с вверенной ему тайны.
Холмс быстро написал письмо камердинеру, дал мне его прочесть.
«Уважаемый мистер Нортинг!
Похоже, мне не удалось сколько-нибудь заинтересовать Вашим делом Скотленд-Ярд, хотя я, вынуждаемый долгом, подробно обрисовал его основные детали, за исключением, правда, имен собственных (не желая отвлекаться на частности). И вот, виной ли тому косноязычность изложения, или моя репутация сумасброда, но в деле Вашем не усмотрено ни малейшего состава преступления. Мало того, оно попросту сочтено плодом расстроенного воображения. Моего воображения, разумеется. А поскольку спорить с высшей инстанцией в лице инспектора Лестрейда я не намерен, то советую и Вам не волноваться более об этом деле и НЕ ВОЛНОВАТЬ ДРУГИХ.
Пусть все вернется "…на круги своя".
Кстати, и наш здравомыслящий доктор Ватсон придерживается того же мнения.
Желаю Вам со спокойной душой возвратиться к своим обязанностям и как прежде служить хозяину Фатрифорта усердно и беззаветно.
Р. S. Если пожелаете, можете отправить это письмо на хранение в известную Вам контору. Исключительно для истории.
С уважением Шерлок Холмс».
Вызвав соседского мальчишку, Холмс дал ему полкроны и велел срочно отнести письмо на Мортимер-стрит 8, и непременно дождаться ответа. Не прошло и получаса, мальчик вернулся с ответом, простым и коротким.
«Да благословит Вас Бог, сэр! Вас и мистера Ватсона!
Ваш до гроба Уильям Нортинг».
— Согласен, Холмс, я и впрямь безнадежный английский тугодум. Как сразу было не оценить этот ваш беспрецедентный э-э… фортель. До чего ловко спровоцировали вы зазнайку Лестрейда, с какой легкостью подцепили его на свою удочку и как быстро получили от него желаемое!
— И что немаловажно, Ватсон, в письменной форме и с автографом.
— О да! На вашем месте, Холмс, я бы завещал этот автограф…
— Это кому же?
— Музею Скотленд-Ярда!
— Прекрасная идея, друг мой, только, боюсь, не смогу ею воспользоваться, иначе та братская обеспокоенность моим предосудительным образом жизни, которую явил инспектор Лестрейд в этом письме, станет достоянием широкой публики и, бросив мрачную тень на бедного сыщика-любителя, оставит в веках весьма искаженный его портрет. А я слишком уважаю историю, во всяком случае историю криминалистики, чтобы допустить подобное.
— Однако, Холмс, до чего же высокомерно поучает он вас со своих профессиональных высот. Будто самого скромного любителя. И это невзирая на свои беспрерывные неудачи и ваши постоянные блистательные победы! Просто диву даешься!
— Ничего удивительного, друг мой, если взять во внимание то, что свои беспрерывные неудачи он считает случайными. Как, впрочем, и мои достаточно регулярные победы.
— Ха-ха-ха!