Шерлок от литературы

— Для того чтобы разобраться в таком поэте, даже при самом благожелательном подходе, тут ты прав, одних стихов мало. Но главный вывод, читая его стихи, я сделал безошибочно. Это был о-о-о-о-очень умный человек. Бесовски умный, — глаза Литвинова заискрились. — Отсюда главный вывод — рассуждая о нём, нельзя делать скидку ни на наивность, ни на недомыслие, ни на юношеский максимализм. Ничего этого там нет и никогда не было. — Литвинов откинулся на диване. — Итак, анализируем стихи и сверяем их с биографией. В его поэзии бросаются в глаза снобизм, мизантропия, ирония, всепроникающая холодность, интеллектуальная риторика и пустота. — Литвинов, перелистал страницы сборника. — Ощущение пустотности — это моё главное филологическое ощущение. Пока читаешь — она не чувствуется, сохраняется ощущение большого ума и общения с очень умным человеком, но закроешь книгу — и пустота настигает. Стихи эти не оставляют воспоминаний и не остаются в памяти, их надо заучивать специально. После прочтения возникает иррациональное ощущение одураченности, а это злит. Вроде бы с тобой только что так умно и интересно поговорили — а ты вдруг понимаешь, что говорили-то ни о чём и ты просто зря потерял время. К тому же для подлинных российских любителей поэзии его стихи холодны и непривычны. Мы отзываемся на уже знакомое, усвоенное, движемся по ассоциативным рядам, он же работает в чужом пространственно-временном измерении, в чрезмерно усложнённом синтаксисе, в некой метафизической интерпретации действительности. Общая масса читателей его отстранит, но элитарная группа поклонников может сохраниться — он интересен в прочтении. Мне нравится у него несколько стихов. Но талант — это сообщающийся сосуд с Богом, и он предполагает служение Ему. Бродский же никому не служил, и потому он весьма скоро выскреб самого себя, все закоулки личности и исписался. «Птичкиным языком, только б без содержания…» — это предел формальности. Пока всё бесспорно? — вежливо спросил Литвинов.

— Ну, пожалуй, — сдержанно отозвался я.

— Но личность, по моей гипотезе, должна повторить стихи. Стало быть, он — сноб, мизантроп, ироничный интеллектуал, человек при этом холодный и лживый, точнее, — Мишель на мгновение задумался, — нет, я беру последнее определение назад и выражусь иначе. Он не лжец, он — фигляр. Фигляр отличается от лжеца тем, что лжец лжёт затем, чтобы скрыть правду, а фигляру плевать и на правду, и на ложь. В его стихах — нет истины, пространство и время релятивистски искривлено и перекошено, любое утверждение может быть отброшено через строчку и доказано обратное. Он весь — в несколько абсурдистском мире смыслов, стоящих на головах.

Анализ Литвинова удивил меня, выявив что-то потаённое, что вроде бы понимаешь, да не сразу облекаешь в слова.

— Теперь посмотрим на биографию и сопоставим оценки. У нас его представляют неким безвольным страдальцем, которого злые власти выкинули из страны. Между тем Ахматова, когда его выслали после суда 1963 года, проронила: «Ах, какую биографию делают нашему рыжему!» Ключевые слова. Ахматова знала, как «делать биографию», и глупо думать, что Иосиф Александрович, будучи во многом духовным чадом Ахматовой, этому у неё не научился. Если, конечно, он нуждался в учителях, в чём я лично сомневаюсь. Казалось бы — что мешало ему устроиться истопником или сторожем — и писать стихи, коль дело было в этом? Нет, он подводит себя, заметь, в хрущёвскую «оттепель», в самую свободную эпоху за всё советское время — под суд по обвинению в тунеядстве. Потом идёт странный провал в биографии с 1969 по 1972, и тут он выдворяется из страны. Он подавал документы в ОВИР? Он был диссидентом? Почему по приезде на Запад его там уже ждали и предложили работу в трёх местах? Ничего не поймёшь, данных нет. Но чтобы в эти годы выдворили — надо было сознательно нарываться, ведь 1972-ой — это не 37-ой: «черные воронки» по улицам не ездили. При этом известно, что во время поездки в Самарканд в декабре 1960 года Бродский и его друг, бывший лётчик Олег Шахматов, рассматривали план захвата самолёта, чтобы улететь за границу. Но на это они не решились. Позднее Шахматов был арестован за незаконное хранение оружия и сообщил в КГБ об этом плане, а также о другом своем друге, Александре Уманском, и его «антисоветской» рукописи, которую Шахматов и Бродский пытались передать случайно встреченному американцу. 29 января 1961 г. Бродский был задержан КГБ, но через двое суток был освобождён. Добавим к этому, что он уже в 21 год настойчиво учил английский… «чтобы переводы делать». Ну, что ж…

— Ты полагаешь, он был хитрым пройдохой?