Лёня закрыл дверь в собственную комнату и огляделся. Всё по-старому, как было шесть лет назад, когда он в последний раз был в этой квартире. Когда приезжал из-за болезни отца, жил в гостинице, хотя мама и звала домой. Надо же, ничего не изменилось – та же кровать, стулья, плакаты на стенах. Его книги на полке – зачитанные до дыр, неумело склеенные разноцветным скотчем. Его компьютер собственноручной сборки. Наверняка в шкафу всё так же висят его вещи – ещё студенческие рубашки и брюки, заботливо перестиранные и отглаженные мамой.
Он дома.
В дверь весело забарабанили. Лёня, улыбаясь, потянул дверную ручку. Мама с утра пекла пироги, вся квартира пропитана вкусными запахами. Сейчас его будут кормить, охая, что похудел как привидение, рассказывать о своём, выспрашивать о том, как там живётся в заграницах – хоть и слышали про всё сто раз. Отец непременно начнёт подкалывать, вызывая на споры. Сестрёнки будут смеяться, а мама – укоризненно качать головой, поминутно подливая всем в чашки свой фирменный шиповниковый чай.
Он дома.
***
Первую неделю после приезда Лёня только и делал, что спал, ел, созванивался с друзьями и бродил по городу – в одиночку или в компании. Город изменился за шесть лет, стал ещё больше и красивее. Правда, машин на улицах теперь столько, что дышать тяжеловато. Но ничего, это же закономерно для крупных городов.
Только в один район города Лёня не заходил, стараясь по максимально широкой дуге обходить знакомые до последнего камушка, хоть и тоже изменившиеся улицы. Улицы, ведущие к дому, где жил Глеб Поддубный и, наверное, продолжает жить семья Говоровых.
В первое время они не теряли контакта. Лёня переписывался с Глебом, иногда даже созванивались – когда позволяло время. Писали Лёне и Мария Говорова, и Саша, присылала смешные рисунки Анютка.
Потом письма и звонки сделались редкими – раз в неделю, раз в две недели. Лёня был настолько увлечён своей работой, что писал ответы на письма Глеба с опозданием в несколько дней или вообще забывал ответить. У того тоже не было времени – научный проект, организованный с привлечением маститых учёных со всего мира, требовал неусыпного внимания и напряжения всех сил. У Говоровых были свои проблемы, они тоже писали всё реже. Дольше всех продержалась Анютка, последнее сообщение от неё пришло в начале первой заграничной зимы Лёни.
Новая жизнь, интересная работа, совершенно иные люди в окружении, иной менталитет – и жгучее желание как можно скорее во всё вникнуть, подтянуть знание английского до уровня родного, обрести свой круг общения. Лёня жил жадно, дней не хватало, они мелькали один за другим.
Когда пришло письмо от Глеба с извинениями за долгое молчание, Лёня вдруг понял, что совершенно не скучает, даже перестал вспоминать о нём.
А как же их любовь? Это что, всё? Хватило не такой уж долгой разлуки, чтобы всё стёрлось из памяти? А была ли вообще любовь? Или это была ошибка, некое отклонение от общепринятых норм, благополучно разрешившееся при удалении из жизни причины, вызвавшей это отклонение?
Лёня успел подружиться с несколькими молодыми специалистами, тоже приехавшими работать по контракту. В их компании регулярно появлялись симпатичные девушки, которым очень нравилось галантное обхождение Заболоцкого – мамина школа, однако! Дальше дружеских поцелуев в щёчку дело не заходило, чему девушки особо не огорчались и переключали своё внимание на Лёниных коллег. Лёню это только радовало – он приехал работать, учиться, становиться настоящим профи, а не искать себе жену. Хотя мог бы и найти, тело исправно реагировало на близость женского тепла.
Только тело. Да и то больше в силу общепринятых стереотипов поведения, нежели настоящей заинтересованности.
А на мужчин, как на возможных партнёров, Лёня не смотрел. Не получалось видеть в них, даже самых привлекательных на внешность, то, что Лёня видел в Поддубном. А вот что он видел?
Лёня даже не подозревал, что так много не знает про самого себя.
Чтобы разобраться, Заболоцкий начал вести дневник. Сначала хотел создать электронную версию, но как-то не срослось. Помешала мысль о том, что кто-нибудь может получить доступ и прочитать Лёнины размышления. Поэтому Лёня купил себе толстую тетрадь и торжественно вывел дату на первом листе.
Второй раз Лёня открыл тетрадь после празднования нового года – первого Нового года, встреченного за границей.
У Милоша, на квартире которого собралась их шумная компания, обнаружилась одна интересная книжка. Лёня открыл томик в мягкой обложке чисто случайно – под руку подвернулся. И вместо того, чтобы идти со всеми веселиться на городскую площадь, до самого утра просидел за чтением. Книжка была на английском, заодно попрактиковался понимать, не переводя на родной язык.
Милош без возражений согласился дать Лёне книжку на время – дочитать и обдумать. И к вечеру того же дня Лёня понял, как именно он будет вести свой дневник.
Всю неделю ничегонеделания, возвращаясь под вечер домой, Лёня Заболоцкий перечитывал записи в той самой толстой тетради. Их было ровно шесть, каждая на несколько страниц.