Шесть черных свечей

— Я отключилась, когда была в «Монкленде», доктор.

— Ты отключила «Монкленды»?

— Нет, это я отключилась.

— Это она отключилась, доктор, — вставила матушка.

Но путаница только усугубилась. Лицо доктора скривилось, будто шикарный вопросительный знак.

— Что ты делала в «Монклендах»?

— Я просто зашла выпить по маленькой со своим парнем, — пояснила Джедди.

Это известие чрезвычайно поразило Руссо.

— В «Монклендах»? Твой парень что, медик?

— Нет, он сейчас без работы. Он на пособии.

Джедди стало ужасно неловко, и она заерзала на стуле и посмотрела на матушку. Затем Джедди перевела взгляд на доктора и подумала, что всему виной ее врожденная тупость. Матушка вообще не въезжала, что происходит, а в голове у Джедди что-то забрезжило. Тут Руссо задал следующий вопрос:

— А он что, болен, твой парень?

— Я не про Монклендскую больницу, доктор. Я говорю про бар «Монкленд» на Митчелл-стрит. Мы зашли туда пропустить по маленькой, и я отключилась.

На мгновение стало тихо. Потом Джедди затараторила в своей скоростной манере, когда слова наползают друг на друга:

— Я была в туалете, и возвращалась в зал, и ковер начал вертеться у меня перед глазами, и я свалилась как мешок картошки, доктор, бух, и все. У меня на руке остался большой синяк — вот, поглядите.

И она показала доктору большущий синяк у себя на трицепсе, лиловый, с желтизной по краям. Руссо начал смеяться. Поначалу он смеялся про себя, низко опустив голову, но по мере того, как голова его поднималась, его смех становился все громче и громче. А голова поднималась все выше и выше. Смех доктора нарастал крещендо, словно стремясь к какой-то цели. Матушка тоже смеялась, но не так громко, как доктор, как бы следуя за ним. Это ведь невежливо — перекрывать доктора своим смехом, да еще у доктора в кабинете. Последней засмеялась Джедди. Кто смеется последним, смеется громче всех, а Джедди не привыкла смеяться вполголоса. Матушка и Руссо даже напугались. Но стоило им посмотреть друг на друга, как они уже смеялись снова. На этот раз звуки находились в относительной гармонии друг с другом, громкость же была такая, что в коридоре стали слышны нечленораздельные всхлипы и взвизгивания.

Джоанна, дослужившаяся уже до старшей в регистратуре, помчалась по коридору и влетела в кабинет в полной уверенности, что это Джедди с матушкой потрошат Руссо. Но ничего такого в кабинете не было — только три индивидуума с покрасневшими лицами корчились от смеха, согнувшись пополам.

— Что такое, доктор? Все в порядке?

— «Монкленды»… — вот и все, что мог сказать Руссо перед очередным приступом смеха.

— «Монкленды», милочка, — подтвердила матушка.

Джедди не говорила ничего, только утвердительно кивала. Джоанна смерила Джедди взглядом с ног до головы, стараясь оперативно оценить ее состояние. Ту же процедуру Джоанна проделала над матушкой. Но она не обнаружила видимых признаков, почему это им всем срочно понадобилось в Монклендскую больницу.

— Вызвать «скорую»? — спросила Джоанна.

— Нет, лучше принеси мне пинту светлого пива, — вымолвил Руссо.

При этих словах все трое в корчах сползли на пол. Рассерженная Джоанна так и осталась стоять в дверях.

В тот вечер Девочки собирались ужинать. Ужин готовила Джедди. Она уже накрыла на стол, и на лице у нее красовалась победоносная усмешка. Все гадали, к чему бы это.

Когда все накинулись на ветчину, яйца, бобы и картошку, Джедди так и осталась стоять задом к плите, скрестив руки на груди.

— Ничем не пахнет? — соизволила она наконец задать вопрос.

Глаза у Девочек сделались большие-пребольшие, как мячики для пинг-понга.

— А чем должно пахнуть? — прозвучал наводящий вопрос.

Наводка прошла успешно.

— Чем-нибудь другим, не ветчиной, пахнет? — задала Джедди свой следующий вопрос.

Девочки переглянулись и принялись нюхать ветчину. Некоторые подносили к носу кусочки мяса. Некоторые — всю тарелку.

— Нет, — сказала Энджи, — никакого постороннего запаха я не чувствую.

К тому моменту всяк перестал есть и уставился на Джедди. Взгляд Джедди выражал такое превосходство, будто она имеет дело с круглыми дураками. Полными болванами. Джедди испустила длинный снисходительный вздох, нырнула в мусорное ведро и начала там рыться, словно пытаясь что-то отыскать.

— Ага! — послышалось из ведра.

На свет божий была извлечена упаковка из-под датской ветчины. Джедди повертела ею перед носом, будто важной уликой, и спрятала за спину, как прячешь конфеты от маленького ребенка или вкусненькое от собаки. Затем она снова помахала упаковкой в воздухе и опять спрятала за спину.

— Ну же, ну же, неужели вы такие тупые!

Настроение у всех от такого заявления только ухудшилось. Если понятия не имеешь, что у Джедди на уме, дело принимает опасный оборот. Возникает чувство глубокой неудовлетворенности.

Вены начинают качать адреналин. Джедди по-прежнему то доставала упаковку из-под ветчины из-за спины, то прятала, издавая разные звуки вроде «тра-ля-ля» и «тум-тум-тум», словно труба герольда. Что-то в ней было от безумного китайского танцора под кайфом.

Наконец Энджи не выдержала:

— Что это за фигня? Что ты мне голову морочишь?