Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков

Действительно полная противоположность обществу: сиротливый клочок ничейной земли. Деревья, больше напоминавшие кусты, согнулись перед стихиями, а из ревущих валов прибоя выныривали вдруг змеи водорослей, острые камни и обрывы. У воды валялись тонкие косточки птичьих скелетов да переломанные лодочные доски, похожие на крылья. Сколько же хрупкого превратилось тут в щепки. Казалось, с исхлестанным ветрами островом произошло что-то невообразимое. Посредине высилась расколотая гора, исполосованная копотью, словно от удара молнии. Туда я затащила свое снаряжение и установила палатку на маленькой лужайке посреди ущелья.

И что же мне было делать? Размышлять о жизни казалось не в меру умозрительным, и за неимением иного занятия я начала с простого обеда из консервов. Среди консервных банок в мешке нашелся походный примус, который я поставила на каменный бугорок. Разжечь его оказалось непросто, а когда все-таки удалось, язычок пламени появился лишь на миг и тотчас потух. А по камню и по моим рукам потекла струйка с едким запахом. Примус протекал.

Разочарованная, я пошла к берегу помыть руки, но на полдороге остановилась. На прибрежных камнях лежали тюлени. Жались друг к другу, как люди на пляже, и в ленивой расслабленности настороженно повернулись к воде, готовые при малейшей опасности исчезнуть. Чтобы не тревожить их, я молча пошла обратно.

Было еще тепло, хотя, когда я сошла с катера, уже собирались тучи. Едва я успела еще раз обойти остров, как начался дождь. Я забралась в палатку, но и там капало. Палатка тоже протекала.

Снаружи быстро стемнело, тучи накрыли остров. Потом всё вдруг ярко осветилось, и раскат грома смешался с воплями чаек. Похоже, молния ударила в воду. Но, как выяснилось, это была лишь прелюдия, и вскоре вой ветра соперничал со всё новыми ударами грома.

Раньше я никогда не боялась грозы. Наоборот, любила стоять у окна в загородном доме моего друга, наблюдая за буйством стихий. Но здесь было иначе. На сыром лугу, в небе над которым то и дело вспыхивали молнии, палаточные застежки-молнии звякали, словно будильник, ударяясь о каркас палатки. Меня окружали металлы, я чувствовала во рту их вкус. Капли, падающие сквозь ткань палатки, отмеряли время, точно водяные часы с бесконечными минутами. Гроза вроде как искала что-то на островке.

Через час во рту появились язвы, под глазами возникла колющая боль. Что такое жизнь? Слабые электрические импульсы, что подстегивают сердцебиение и движение мышц в телах, которые электричество же может и уничтожить. Меня знобило. Я искала свободы, а оказалась брошенной на произвол стихий.

Когда ночью гроза вернулась, я отчаянно мечтала о домишках маленького поселка на побережье. На протяжении всей истории Земли защищенность возникала, когда ты был вместе с другими, входил в группу. Возможно, вокруг островка играл сверкающий косяк сельдей, теснившихся друг к другу, как капли в волне, но мне составлял компанию лишь одинокий муравей, случайно забредший в палатку.

Я тогда ощутила именно то, что позднее подтвердилось: насекомые тоже могут испытывать страх. Вероятно, это чувство переполняло муравья, оставшегося без защиты своего сообщества.

Едва ли мы сумели бы успокоить друг друга. Я привыкла понимать других существ по голосу, а если они не говорили, то хотя бы могли петь, мурлыкать, урчать, выть или шипеть. Еще я могла прочесть эмоции по взгляду, выражению лица или морды либо по позе. С муравьем всё это не проходило, ведь он был совершенно иной. Даже инопланетянам в научной фантастике и тем свойственны человеческие пропорции и черты. У них две руки, две ноги, два глаза и несколько ушей вокруг носа и рта. Общаются они речевыми звуками и воспринимают нас примерно так же, как мы их. Маленькие земные существа со странной внешностью, напротив, могут ощущаться слишком чуждыми для подлинного знакомства.

Тело у муравья было действительно своеобразное. Голый хитиновый скелет металлически влажно блестел; глаза были не только маленькими, но состояли из фасеток, так что встретиться с ним взглядом я не могла. Все знания о муравьях я почерпнула из книг и научных занятий. Энтомолог Карл Линдрот, например, написал детскую книжку о муравье по имени Эмма, основанную на фактах из жизни муравьев; мой учитель биологии читал ее нам вслух. Отважная Эмма встречалась там с муравьиным львом, с муравьями-разбойниками и с осами-паразитами, а в конце концов даже заблудилась. Дело в том, что один членик ее усика отломился, когда при рождении муравей-нянька несколько небрежно вытащил ее из кокона. Может, что-нибудь этакое случилось и с муравьем в палатке? Что он чувствовал? Несколько лет спустя мне довелось увидеть увеличенные рентгеновские снимки мозга муравья, где разные области были окрашены в разные цвета. Они светились, как церковные витражи. А в рентгеновском фильме я видела, как бьется сердце насекомого. Оно не походило на мое, но точно так же пульсировало жизнью.