Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков

В точности как морские кораллы, сухопутные грибы объединились с водорослями, которые делились с ними своей солнечной энергией. В результате возникла новая группа растений – лишайники. Они тоже прибегали к помощи размягчающих кислот, так что постепенно создали почвенные карманы, где могли произрастать мхи. Суша мало-помалу становилась всё более пригодной для жизни. Кистеперые и двоякодышащие рыбы осторожно выползали из воды за компанию с мелкими клещами и паукообразными.

Проходили миллионы лет, климат менялся, уровень моря то поднимался, то опускался. Среди новых хвойных деревьев каменноугольного периода, гигантских стрекоз и метровых многоножек возникли болота с гниющими растениями.

В пермский период землетрясения и долгие засухи привели к массовому вымиранию, когда исчезли девяносто процентов всех морских видов, в том числе и трилобиты. А среди уцелевших было несколько видов толстокожих пресмыкающихся. От одного из них разовьются предки млекопитающих. От другого вида произошли динозавры, которые затем господствовали на Земле сто пятьдесят миллионов лет, то есть так же долго, как трилобиты царили в море. Тем временем мои предки-млекопитающие стали пугливыми существами размером с бурозубку, выходившими наружу только по ночам, когда динозавры спали.

Поворотный момент настал шестьдесят пять миллионов лет назад, когда на Землю упал огромный метеорит. Пыль от удара на многие месяцы затмила солнце, и более половины всех видов погибли, в том числе динозавры. Но один оперенный их вид уцелел, как и мои похожие на бурозубок маленькие предки, наконец-то рискнувшие выйти из норок.

На кухонном окне плел свои тенета девонский паук. А снаружи один из потомков динозавров долбил дерево. Я вышла пройтись под мудрыми старыми соснами, среди папоротников и лишайников. Под ними покоились морские отложения и фрагменты давно исчезнувших гор. Во мху ползали микроскопические тихоходки, точно незримые работяги заводов Мишлена на восьми ногах. Они выжили в пяти массовых вымираниях, потому что стойко выдерживают сушь, экстремальные температуры, вакуум, высокое давление и радиоактивное излучение. Среди всей бренности существовала упорная жизненная сила.

Откуда берется эта жизненная сила? Ее обеспечивает нечто гораздо меньшее, чем крошечные тихоходки, ибо находится оно внутри молекул ДНК. Там воспоминания и будущее сплетаются в двойную спираль, которая, если ее развернуть, достигает двухметровой длины и хранит летопись истории жизни. Мельчайшие ее части существуют в ДНК с самого начала.

Всё записывается микроскопическим «почерком». Например, описание меня самой умещалось в миллиметровой оплодотворенной яйцеклетке, и тем не менее содержащаяся там информация, если изложить ее словами, потребует двадцать пять кубометров справочников. Писательская хижина не вместила бы и трети этого объема. Затем каждая новая клетка получала полную копию всего. Одни клетки станут моим сердцем, другие – мозгом, третьи – позвоночником. Внутри них происходили тысячи химических реакций, и чудесным образом все клетки оказались на назначенных им местах. Эту задачу облегчало то, что, подобно фрагментам пазла, поверхность клеток слегка различалась и все задатки уже были заложены в хромосомы клеточного ядра. Ведь я была частью долгой истории, насчитывающей пятьсот миллионов лет, хотя каждый раз она слегка варьировалась.

На стадии эмбриона я в ускоренном темпе прошла всю эволюцию. Как только оплодотворенная яйцеклетка разделилась, всё замелькало, как в калейдоскопе. Вскоре я уже походила на лягушку, точнее на головастика. У меня был хвост, который потом исчез, и жаберные дуги, превратившиеся в среднее ухо, гортань и часть нижней челюсти. Клетки всё время добавляли или убирали разные детали. Моя рука смахивала на улитку с пятью отростками, между которыми образовалась перепонка, но скоро отмерла, чтобы сформировались пальцы. И так происходило в моем теле повсюду. В совокупности клетки знали, когда им пора развиваться, делиться или отмирать, ведь они были чутко взаимонастроены. Под конец умерло почти девяносто процентов всех клеток эмбриональной стадии моего развития. Ведь только раковые клетки, мечтающие о вечной жизни, игнорируют других и бесконечно продолжают делиться. Поэтому я вдвойне благодарна всем тем, что погибли. Их наследие и их смерть сформировали мое «я».

Поскольку минувшее казалось таким близким, я вздрогнула от испуга, когда в писательской хижине раздался жужжащий сигнал мобильника. Звонил прораб; он сказал, что им пришлось прервать работу, но завтра они придут снова. Разом придвинулось настоящее. Я же приехала в летний домик, чтобы обсудить проблемы, возникшие из-за гнилой стены.