Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков

Когда-то мне довелось жить поблизости от этого маленького мира, поскольку в детстве у нас с сестрой было несколько японских танцующих мышек. Мы считали их чуть ли не членами семьи, и, чтобы им было по-домашнему уютно, один из знакомых соорудил из картона мышиный домик. Подняв крышу, можно было видеть, как они расположились там среди газетной бумаги, изгрызенной в непонятные нам иероглифические фигуры. А они совершенно не понимали нас. В их глазах мы, наверно, были этакими грозными властелинами, которые могли нежданно-негаданно протянуть руку и вытащить их из беличьего колеса. Я всё же пыталась приласкать их, поглаживая пальцем шерстку.

Самое отчетливое воспоминание – день, когда мы, заглянув в домик, не могли потом поставить крышу на место. Как я ни нажимала, что-то мешало. Оказалось, шея мышки попала между твердой картонной стенкой и крышей. Я положила мертвую мышку на ладонь и увидела маленькие углубления, возникающие на белой шерстке. Они походили на звездные вихри, какие Ван Гог писал в конце жизни, но были моими слезинками. Да, у мышей и людей всегда были сложные отношения.

Танцующая мышка живет, понятно, не такой жизнью, как лесная. Она – домашний питомец для детей или подопытное животное для ученых, тогда как лесные мыши живут на воле. С другой стороны, их поедают другие животные, например лисы, так что и их существование весьма нервозно. Когда я наполняла автоматическую кормушку на березе и немного зерна просыпала наземь, я подумала, что мыши вполне заслуживают подкормки.

Себе я на сон грядущий сварила суп, чтобы согреться в промерзшем доме. Немного почитала, потом погасила свет и слушала тишину, или, пожалуй, то, что называла тишиной. Снаружи было великое множество сигналов, которых я не улавливала.

Около полуночи меня разбудил крик. Донесся он вроде бы с выгона и звучал пугающе дико. Затем послышалось жалобное поскуливанье. Я села в кровати. Что происходило там, в темноте? Где-то определенно разыгрывалась одна из драм, когда разные жизни сталкиваются, как в романе о рождении и смерти. Кто же столкнулся там сейчас? Пожалуй, одним из участников была лисица, а кто еще? Неопределенность вынудила мою фантазию рисовать жуткие картины, когда снова воцарилось то, что я называла тишиной.

По возвращении в Стокгольм я решила почитать про лисиц. Если пойму их лучше, то, наверно, выясню и ускользающую природу дикости. Однако при чтении меня в первую очередь поразил наш собственный взгляд на лис. Поклеп на лисиц возводили не только сказки, басни и мифы. Еще в библейской Песни Песней призывали ловить лисиц, портящих виноградники, ведь изначально они лакомились виноградом, а не рябиной. Лисиц все всегда звали хитрыми, даже Аристотель, который обычно ценил ум. Почему же? Хитрости присущ оттенок коварства, но лисицы-то никогда не притворялись, что им нужна еда. Похоже, наибольшее неодобрение вызывала непокоренная, дикая жизнь, которая не поддавалась нашему контролю.

Лисицам, конечно же, было необходимо перехитрить нас. Иначе как бы они выжили? Несчетные охоты на лисиц научили их делать в норах запасные выходы и сбивать преследователей с толку, возвращаясь на собственный след или прыгая в воду. Возможно, охота даже обострила их способность находить выход из любого положения. Во всяком случае, сейчас они живут по всему миру, от скудных пустынь до высоких гор.

Во многих ситуациях им на помощь приходят физические навыки. Подкапываясь или карабкаясь, они ловко обходят препятствия, а на неровной местности чувствительные вибриссы на лапках действуют как сенсоры. Когда их преследуют охотники, лисы способны быстро и долго бежать, а то и ускользать молниеносными бросками в сторону. Они любят ловить грызунов с помощью приема, известного как мышкование, когда лиса в течение нескольких секунд прислушивается к мышиным передвижениям под землей, а затем подпрыгивает на метр в воздух. Используя хвост в качестве руля, она может приземлиться аккурат над грызуном; похоже, лисы прокладывают точный курс, используя земной магнетизм.

Но главное для лисицы качество, пожалуй, адаптивность, или приспособляемость. Что до пищевого поведения, ее считают неразборчивой. И это тоже не вызывает доверия. Но почему бы не взглянуть на это как на творческое отношение к изменчивым условиям? Лисы, понятно, не прочь отведать упитанных курочек, но вряд ли курочки для них повседневная пища. Так что надо пользоваться всяким удобным случаем и, если есть возможность, припрятывать запас на будущее. Обычный их корм – мелкие грызуны, а при их отсутствии всегда хватает червей, насекомых, падали, яиц и низколетающих птиц, черники и ежевики. На худой конец, сгодятся и грибы, корешки и кой-какие травы, ведь лисицам подходит и животная, и растительная пища.