Шесть невозможных невозможностей

Как и весь дом Аделейд, он был большой, пыльный и заваленный барахлом – преимущественно сундуками и деревянными ларями. На крышке люка стояла коробка с книгами – от моего толчка она упала набок и рассыпалась. Кто ее туда поставил? В поисках ответа я побродил среди сундуков и старой мебели. Поставивший коробку либо воспользовался другим выходом из чердака, либо все еще находился тут. У меня мурашки по коже поползли.

Должен был быть еще один лаз в дом. Он обнаружился за огромным сундуком из камфорного дерева, но на нем тоже стояла коробка. Я обыскал все, но третьего хода не нашел. Мне стало не по себе. Я повел фонариком вверх, в полость крыши – там было видное с улицы круглое окошко, но с трудом верилось, что можно выбираться наружу этим путем.

Когда луч скользнул вниз по стене, я заметил в кирпичной кладке проем – шириной с дверь и в половину ее высоты, – загороженный с другой стороны. Это была стена, разделявшая два чердака – наш и Эстель. Приглядевшись, я увидел, что проем был закрыт сложенными картонными коробками. Я толкнул наудачу, и они упали с негромким шелестом. У меня перехватило дыхание, но ничего не последовало, и тогда я полез на соседский чердак.

Крысам, опоссумам или даже призракам там было не место – с одного взгляда было ясно, что здесь хозяйничает девочка. Я постоял, прислушиваясь и светя по сторонам фонариком. Сердце отчаянно колотилось. Разумеется, я понимал, что вторгся на чужую территорию, более того – в частную жизнь. Но несмотря на это я не собирался уходить, не осмотревшись хорошенько. Я не раздумывал о том, остаться ли мне тут, – я просто это сделал.

Кругом были свечи: по центру на полу в двух огромных почерневших от времени серебряных канделябрах, в высоких хрустальных подсвечниках и в маленьких – из венецианского стекла. Еще имелась большая лежанка, сооруженная из парчовых штор, полинялых подушек и стеганых лоскутных одеял, рядом с которой была стопка книг и лежал мохеровый коврик.

На маленьком бюро стояло стеклянное пресс-папье; миниатюрный китайский письменный прибор, покрытый черным лаком, с ручной росписью и инкрустацией из слоновой кости – после плотного общения с Поузи я не могу отделаться от привычки все каталогизировать, – очень старые дневники, исписанные каллиграфическим почерком; фарфоровая кукла, одетая в костюмчик французского моряка; записные книжки и ручки; бутылочка из бледно-зеленого нефрита. По стенам были развешаны расшитые шелковые шали – Эстель привязала по углам петли из лент и приколола их кнопками. Положенные внахлест персидские коврики наполовину скрывали обструганные доски пола. Часть свечей, вероятно, были ароматизированные, потому что в воздухе витал запах ванили и каких-то пряностей.

Я проверил ящички письменного прибора – конфетки, бусинки, шелковые кисточки, ручки и три засохших жука-скарабея.

Где-то хлопнула дверь – я тотчас выключил фонарь и весь обратился в слух.

Это была Эстель – она громко напевала, как мы обычно делаем, слушая iPod. У нее оказался хороший голос.

Затем до меня донесся чей-то крик, а вот Эстель его явно не слышала.

– Эстель, Эстель! Эстель! – тук-тук-тук. Тук-тук-тук.

Должно быть, до Эстель наконец-то дошло, потому что она сказала:

– Что?

– Да, мама, – поправили в ответ.

– «Да, мама», что?

– Через несколько минут будет документальный фильм об искусстве раннего Возрождения.

– Я пас.

– Пожалуйста, говори полными предложениями.

– Мне не интересно это документальное кино.

– Откуда ты можешь знать, пока его не посмотришь?

– Инстинктивно.

Должно быть, она снова надела наушники, потому что мать закричала в полный голос:

– Как ты можешь заниматься с этой штукой в ушах?

– Я не занимаюсь. Сейчас каникулы…

Мать, должно быть, вышла, захлопнув за собой дверь.

– …вот корова.

– Я все слышу.

– Слуховой аппарат тебе в подарок, – сказала Эстель.

– И это я тоже слышу, – сказала мать, стоя за дверью.

– Если бы ты просто ушла, ты бы ничего не слышала!

– Если ты будешь продолжать слушать эту штуку на такой громкости, к моим годам ты оглохнешь.

– Плевать.

– Все! Ты наказана! Ты не смеешь разговаривать со мной подобным образом!

– Я не знала, что ты все еще здесь. Что тебе еще?

– Хочу напомнить, что тебе надо делать домашнее задание. А иначе непонятно, зачем я трачу деньги на эти занятия в «Альянсе».

– Все, остановись. Я об этом не просила.

Судя по всему, мать сдалась и ушла.

Из круглого окошка еще сочился свет с улицы, так что я смог пробраться назад, ничего не опрокинув. Но возникал вопрос: что делать с коробками? Уронить их было нетрудно, но как поставить обратно? Я сложил их вместе и привалил к стене. Затем пролез на свой чердак и попытался прикрыть проем, но с этой стороны это оказалось проблематично. Требовалась… веревка. Я включил фонарик и приступил к поискам. Обнаружив длинный шнур, которым была прихвачена сложенная портьера, я вытянул его и снова пролез на соседский чердак. Обвязав шнуром коробки, я вернулся к себе и, подтащив их к проему, поставил на место и прислушался – стоят. Затем я свернул шнур и положил на пол до следующего раза.