Но была беда не только в этом. Всех отпугивало и болезненное состояние ребенка. Молока у Тиоко было много, но она сразу после родов перевязала себе грудь: ребенка поскорее хотели отдать. Видно, от этого он и захирел. Жаль было смотреть на маленькое сморщенное существо, беспомощно шевелящее худыми ручонками со сжатыми кулачками. Когда ребенка купали, в кулачках постоянно находили грязь.
— Без денег, видно, он на это не пойдет...—сказал Ёхэй.
У Тиоко глаза опять наполнились слезами. Она взяла полотенце и вытерла слезы.
С тех пор, как Рюкити взяли в армию, прошло почти четыре года. Тиоко от него имела двух сыновей — Таро и Кокити. После ухода мужа она с детьми перешла жить к его отцу, Ёхэю. В его доме Тиоко работала не покладая рук. Все было бы хорошо, но... слабовольная женщина, она однажды не устояла и отдалась свекру. Три года ожидания оказались слишком большим сроком для молодой солдатки.
Самая темная баба и та знает, как низко надо пасть, чтобы жить со свекром. А Тиоко? Разве она не окончила среднюю школу? И если она решилась на это, да еще родила, то, видно, уж так на роду ей было написано.
Но вот война кончилась. Это известие как громом поразило женщину — она была беременна. У себя в доме ни она, ни Ехэй никого не боялись. Разбитая параличом свекровь уже пять лет не вставала с постели. Она им не мешала,. Другое дело — соседи, знакомые. 11оявление демобилизованных на улице всякий раз напоминало о возмездии. Каково было бы Тиоко показаться мужу с животом?! Все жены с нетерпением ждали своих близких, только она молила бога о том, чтобы ее Рюкити не приходил еще очень долго. Она надеялась, что со временем ей удастся найти оправдание.
Четыре года войны! Тиоко с каждым годом все больше охладевала к мужу, образ Рюкити уходил от нее все дальше и дальше. Он расплывался, таял, как детский воздушный шар, запущенный в небо. И как ни странно, она в то же время все больше страдала от того, что ее влекло к Ехэю.
Любовь? Нет. О ней они даже не говорили. Нежные слова любви, жаркий шепот при встречах, боязнь сразу раскрыть тайну своей души—- этого они не знали. Нет, тут всему виной был врожденный темперамент. И у Тиоко в особенности. Ей не давало покоя пылкое воображение, от которого неумолимо закипала горячая кровь.
И сошлись они необычно. Их свел случай, несчастливая их звезда. Видно, страсть руководила ими так же сильно, как заклятыми врагами порой руководит жажда мщения.
Дом Ехэя имел четыре комнаты: кухня с деревянным полом и окнами на север, рядом темная кладовая, где хранился всякий скарб, затем комната, где спала Гиоко с детьми, и, наконец, комната Ехэя. Уборка в своей комнате постелей отнимала у Тиоко каждый день много времени. Было удобнее пользоваться комнатой Ехэя и Мацу, где постели никогда не убирались
Дети обычно спали между Тиоко и Ехэем. Старший сынишка, Таро, которому шел седьмой год, проснувшись утром, иногда громко говорил: «Дедушка сегодня опять перелазил через нашу постель». А младший Кокити, которому еще не было и четырех, спрашивал: «Дедушка боялся, да? Он видел стлас-ный сон?» Тиоко от стыда краснела, а Ехэй хмурился и отворачивался.
Ехэй стал попивать. Пьяный он становился сентиментальным и вялым. Если Тиоко сердилась и ворчала на него, он в растерянности почесывал голову и просил прощения. А когда выпивал больше обычного, то и плакал, даже на глазах у изумленной Мацу.
Вначале Ехэй просто жалел невестку. И это было понятно: разлука с Рюкити угнетала не только Тиоко, он сам очень скучал без сына. Когда Тиоко грустила, Ехэю хотелось утешить ее, как родную дочь: погладить по спине, спеть ей колыбельную песенку. Но раз от разу к чувству жалости примешивалось и другое — он становился все назойливее и, лаская невестку, приходил в такое неистовство, что ему хотелось чуть ли не терзать ее. И, конечно, причиной тому был не только хмель.
Тиоко красотой не отличалась. Она была круглолица и носила коротко подстриженные темные волосы. Привлекательными у нее были только карие глаза, ярко блестевшие под густыми ресницами, и тело: она была пухленькая, как свежая булочка. Когда она училась в средней школе, Ехэй часто встречал ее на улице. Тогда она была для него самой обыкновенной девчонкой. Потом эта неприметная девочка стала женой его сына. И какой странной казалось ему теперь игра судьбы.