Шесть рассказов

— Это-то верно... да я вот надумала кое-что... Хочу с сестрой поговорить. Можно?.. А до того, как вернется Рюкити, я уйду куда-нибудь, хотя бы в прислуги...

— Вон что! А как же Таро и Кокити?

Тиоко ничего не ответила, но в глубине души подумала, что детям будет плохо, если в дом придет другая. Мысли ее раздваивались: то она хотела, чтобы все обошлось по-хорошему, то ей хотелось, чтобы Рюкити прогнал ее.

Она не рассчитывала на прощение мужа. «Пусть бьет, хоть ногами — все стерплю»,— думалось ей. Она считала, что таких, как она, не стоит щадить. Однако к Ёхэю Тиоко не питала ненависти. Лишь какое-то странное чувство охватывало ее каждый раз, когда она думала о нем: то ли это была дрожь, то ли бегали по спине мурашки. Все ее тело в эти минуты будто сжималось, трепетало, как трепещет обезглавленная рыбка на кухонном столе...

Ветер слабел, по цинковой кровле ударили первые капли дождя. Тиоко села возле Ёхэя, который потягивал мутное сакэ, пододвинула к себе тарелку с вареной пшеницей, приготовленной на ужин, и неохотно стала есть.

С подветренной стороны доносился шум реки. Ехэй с пустым стаканчиком в руках смотрел, как кошка старательно вылизывает блюдце.

— Отец, я уже поела, пойду.

— Иди.

— Я очень прошу вас, пожалуйста, не делайте глупостей. Когда мне кажется, что вы что-то замышляете, я места себе не нахожу...

Вокруг маленькой электрической лампочки назойливо кружилось какое-то насекомое с длинными ножками, похожее на поденку. У Ёхэя слипались глаза.

Тиоко показалось, что Мацу не спит. Она встала и пошла к ней. Свекровь ела при тусклой электрической лампочки. Она брала трясущимися руками кусочки пищи и отправляла их в рот.

— А я и не заметила, как вы проснулись,— сказала Тиоко. Она проворно придвинула к свекрови столик и начала ее кормить...

Тиоко была на год старше Рюкити, но выглядела значительно моложе своих лет. До замужества она два года служила кассиршей на станции Сибаса. И хотя ей тогда шел двадцать шестой год, особых способностей она ни в чем не проявляла.

Жили они с мужем дружно. Рюкити года три служил кондуктором, потом помогал отцу в хозяйстве, был маклером по покупке и продаже недвижимого имущества. Учиться он бросил, даже среднюю школу не закончил.

Внешне он был грубоват, но все его любили за отзывчивость и доброту. Рюкити выглядел на два-три года старше Тиоко. Роста он был высокого, но был худ и казался слабым мужчиной. Как-то его вызвали в комиссариат. Там ему сказали, что сердце у него здоровое и что ему только и служить в пехоте...

Тиоко эту ночь провела одна. Когда она утром проснулась, Ехэй уже не спал. Небо было ясное-яс-ное. У плотины после ночного дождя ярче зеленела трава. Окна были открыты настежь, и по дому разгуливал теплый ветерок. Где-то вдалеке кричала иволга.

Ёхэй сидел на полу возле печки и считал деньги. Тиоко удивилась. Где он их взял? Она молча пошла на кухню.

— Погоди-ка!

Тиоко остановилась.

— Возьми вот тут сколько есть и сегодня же хорошенько попроси...

Торгуя картофелем, рыбой, яйцами, Ёхэй постепенно скопил небольшую сумму. В деревянной коробочке, в какой школьники обычно носят завтрак, у него лежало около шестисот иен.

— Может быть, маловато будет... Попроси акушерку... Скажи, мол, родители бедные, больше не могут. Глядишь, и обойдется.

Ёхэй спешил уладить дело, а то вот-вот вернется Рюкити.

— Хорошо,— ответила Тиоко. Она незаметно утерла нос завязками момпэ ²⁵. Волосы у нее растрепались, и сама она готова была расплакаться. Перед тем как пойти в родильный дом, ей хотелось посоветоваться с сестрой. Если она не согласится, оставалось только махнуть на все рукой. Ведь ребенок не кошка и не собачонка — не так-то просто его отдать чужим. А тут еще такой уродец. Это сперва очень огорчало Тиоко, но за месяц она уже привыкла к ребенку, и теперь ей было безразлично, какой он, красивый или некрасивый. И жалость к нему усиливалась в ней с каждым днем. Ей очень хотелось, чтобы Ехэй хоть разок посмотрел на ребенка, подержал бы его на руках, перед тем как она отдаст его в чужую семью. Но сказать Ехэю об этом она не смела.

Тиоко взяла деньги и пошла на кухню. Она развела огонь и быстро приготовила скудный завтрак. Потом, захватив приготовленный с вечера узелок, она вышла из дому.

Как обсыпанная снегом изгородь, стояла возле дома живая стена из белой спиреи; кое-где уже алели ярко-красные азалии. Приветливо сверкала светло-голубая река, над водой струился легкий туман. Со стороны плотины доносились оживленные голоса детей.

Тиоко вспомнила про Таро и Кокити, и теперь мысль о сыновьях не давала ей покоя: «И из дома не уйдешь и руки на себя наложить нельзя. А все из-за них». И ей казалось, что положение у нее безвыходное. Мысли в голове путались, она чувствовала легкое головокружение.

Тиоко пришла в родильный дом. Девочку по-прежнему мучил понос. Когда акушерка сказала, что Ито уже выбрал себе ребенка, Тиоко совсем упала духом.