дрожа и плача. Я крепко обхватила худенькое тельце и, плюнув на все, села прямо на землю. Посадила Гвендолин себе на колени и стала тихонько покачиваться вместе с ней, гладя одной рукой по спине и приговаривая какие-то бессмысленные слова:
— Не плачь, успокойся, все хорошо…
Наконец, она перестала плакать и отпустила мою шею. Гвендолин чуть отстранилась, но не стала вставать с моих колен. Мы еще помолчали.
— Что тебя в этом пугает?
— Я тоже ведьма?
— Если ты имеешь в виду, что у тебя проявиться магический дар, то наверняка да. Не знаю, как и когда он проявляется у леев, но в тебе явно сильна кровь матери и, значит, рано или поздно он появиться.
Гвендолин внимательно слушала и, похоже было, мои рассуждения ее успокаивали.
— Если называя Луасон ведьмой, ты говорила про то зло, что она причинила многим, то я уверена, тебе это не грозит Уже сейчас видно, что ты девочка добрая, и останешься ли такой — зависит только от тебя.
Глаза Гвендолин высохли. Она серьезно посмотрела на меня:
— Папа поэтому прятал меня тут, что я дочь Луасон?
— Да.
— Потому что все будут меня ненавидеть, как Ведьму Луасон?
— С чего ты взяла, что все будут тебя ненавидеть? Я знаю, кто ты, но ты мне нравишься. Настоятельница матушка Анна всегда знала, кто ты. Разве она плохо к тебе относится?
— Нет. А она знала?
— Наверняка. Думаю, что некоторые сестры тоже догадывались, чья ты дочь. Можешь угадать кто, по тому как они к тебе относились?
Гвендолин задумалась и медленно произнесла:
— Сестра Кирия меня не любит, но она всех девочек не любит. Сестра Сюзан сердится на меня, но потому, что я не люблю заниматься штопкой. А другие сестры обращаются со мной также как с остальными воспитанницами.
— Вот видишь. Так и дальше будет. Оттого, что ты узнала, кто твоя мать, они к тебе не переменятся. А твои подруги? Они перестанут дружить с тобой, когда узнают правду?
— Луза? Нет, она не перестанет, — робко улыбнулась Гвендолин. — И Селестин не перестанет. А другие — не знаю.
Гвендолин встала. Я поднялась вслед за ней.
— Те, кто не сможет отделить тебя от твоей матери, не стоят переживаний. Запомни это!
— Спасибо вам, дарита Таиния! — серьезно сказала девочка.
Не выдержав, я вновь обняла ее. Бедная девочка!
— Тебе будет трудно, Гвендолин. Будь сильной.
Она серьезно кивнула:
— Буду. Папа поэтому раньше мне не признавался? Из-за моей мамы?
— Да. Боялся.
К этому времени мы потихоньку шли ко входу в Приют. Но тут Гвендолин приостановилась и с удивлением переспросила:
— Папа? Боялся? Чего?
— Что ты на него рассердишься или даже разлюбишь.
— Правда?
— Да. Когда будешь говорить с ним, помни об этом. Что он тоже боится, как и ты.
— Хорошо, — Гвендолин улыбнулась, явно до конца не веря, что отец может чего-то бояться.
На пороге приюта Гвендолин со мной попрощалась и побежала искать своих подруг. Когда Демарис увидела меня, то удивленно посмотрела на испачканное платье, но ничего об этом не сказала. Только заметила:
— Красивая девочка. У нее что-то случилось?
— Ничего страшного, но это не мой секрет
Демарис кивнула, принимая мое нежелание обсуждать разговор с девочкой. Мы попрощались с сестрами, договорившись о новой встрече. В карете я села так, чтобы Демарис не видела, что буду писать в блокноте. Мне не терпелось все высказать Эрику. Но открыв, смогла написать лишь: — «Эрик! Ты должен поговорить с дочерью. Она догадалась, кто ее мать. Я подтвердила догадку. Девочка расстроена. Не откладывай разговор!». Убедившись, что ответа нет, закрыла страницы и, извиняясь, сказала Демарис:
— Извини, Анна, торопилась записать, боялась забыть. Как все у вас прошло?
— Неплохо. Думаю, девочки справятся. Они, оказывается, уже участвуют в храмовых праздниках, поют гимны богине. Так что учить петь хором их не нужно. А выучить за неделю одну песню они смогут. Я только думаю — а в чем они будут выступать? В этих приютских платьях и чепцах? Это смотрится трогательно, но как к такой скромности отнесется королева-мать?
— Ты права! Про платья для них мы не подумали. Чепцы они снимут, волосы распустят.
— Может, венки надеть?
— Да, это будет чудесно! — я вновь достала блокнот и вписала про платья и венки уже обычной ручкой.
Заметила, что под моей первой записью появился ответ: «Спасибо, что поговорила с Гвендолин. Я сегодня же обязательно к ней приеду. Говорить ей про казнь Луасон?»
«Не стоит, — тут же вписала я. — Похоже, она и так больше, чем надо, наслушалась про нее ужасов. Гв. знает, что мать мертва. Пока ей и этого достаточно. Ей сейчас важно знать, как вы к ней относитесь».
«Благодарю. Какие цветы тебе нравятся?»
От такого неожиданного перехода я немного растерялась. Вспомнила подаренные неизвестно кем розы и решила назвать что-то весеннее: «Гиацинты». И приятно, и буду точно знать, что это мне.
Капитан Дерек помог нам выйти из кареты. Я с улыбкой поблагодарила, но в этот раз не сказала ничего, кроме «Спасибо». Не хочу давать ему ложные надежды. Хотя может это я напридумывала то, чего нет.