Шестерка Атласа

Нико моргнул, подняв взгляд.

– Чего?

– Какая-нибудь вещица при себе. Нечто тайное. Чтобы ты знал, где находишься, – пояснила она, – и существуешь ли на реальном плане. И твоему другу Гидеону тоже стоит такую носить.

– Зачем?

Нико пораженно смотрел, как Париса встает и томно потягивается.

– В общем, ты пока не понял, но причина, по которой ты не можешь отпустить увиденное у себя в голове, в том, что ты не знал, где находишься. – Она обернулась к нему, улыбаясь уголком рта. – Это услуга, Нико. Тебе надо обзавестись талисманом. Найди такой, держи при себе, и больше не придется гадать, что есть настоящее.

Она развернулась, всем своим видом показывая, что собирается покинуть комнату, но тут Нико вскочил на ноги и ухватил ее за руку.

– Ты ведь не думаешь, что Каллум и правда причинил бы тебе вред? – спросил он, удивившись горячности в собственном голосе. Еще час, да что там, пять минут назад он не позволил бы себе столь яркой демонстрации уязвимости, но сейчас он срочно хотел узнать. – В смысле, в реальной жизни. В действительности, что бы это ни значило.

Париса слегка прищурилась, что-то прикидывая в уме.

– Это неважно, – сказала она, снова разворачиваясь, но Нико потянул ее назад, умоляя:

– Как это неважно? Ты же видишь, что у него в голове происходит, а я нет. – Он наконец отпустил ее, но напряженность, ощущение заговора между ними не ослабевало. – Прошу тебя, скажи, какой Каллум на самом деле.

Когда Париса посмотрела на него, то на мгновение в ее глазах мелькнуло нехарактерное для нее напряжение. Признак того, что скоро раскроется тайна; проблеск правды, которая просится наружу. Париса приняла решение, едва встретившись с Нико взглядом, но даже после состоявшейся так неожиданно беседы он был не готов к потрясению.

– Неважно, планирует ли Каллум причинить мне вред, – сказала Париса, – ведь я сама убью его еще раньше.

Затем она подалась ближе и сказала такое, что Нико воспринял как удар, от которого не оправился и спустя несколько часов.

– В чем дело? – снова спросила Рэйна, резко вернув Нико уже к их разговору, а он достал из носка застрявший в ткани розовый шип. Молчание Рэйну никогда не беспокоило, но, видимо, Нико молчал уж больно долго. Солнце в это время уже садилось, пылая низко над горизонтом.

Нико выдернул из земли травинку. Интересно, подумал он, а Рэйна слышала ее вопль? Вспомнив, что у вселенной есть неслышимый ему голос, Нико вздрогнул. Вот еще одна деталь из множества тех, которых уже не забыть. Плакало блаженное неведение, в котором пребывал старый Нико.

– Ты бы убила человека за обладание всем этим? – обратился он к Рэйне, немедленно пожалев. Вдруг она поинтересуется, откуда такие вопросы, а он не сможет ответить?

Впрочем, волновался он зря. Рэйна ответила совершенно без запинки:

– Да. – Затем прикрыла глаза, молча греясь на травке.

Часть VII. Намерение

Рэйна

Не то чтобы вопросы о мысли ее не интересовали, однако Рэйна была рада двинуться дальше. Перемены в тематике интриговали: всегда возникало ощущение, будто в программе есть некий скрытый подслой и тебя несет поток, которого ты не увидишь, пока не пройдешь, не впитаешь и не проглотишь весь материал.

У Рэйны было преимущество: ее воспитали в восточных традициях, в пику западным, то есть она гораздо охотнее соглашалась с общей идеей дуальности. Она как никто другой видела во всем полюса, загадку противоположностей: принимаешь жизнь, принимай и смерть; есть знание – есть и неведение; один победил – другой проиграл. Без смирения нет амбиций, ведь в некотором роде голод подразумевал пресыщение.

– Удача – это вопрос вероятности, – сказал Далтон. По мере того, как отсутствие Атласа становилось все более заметным, он начал заполнять пробелы в лекциях, выходя за рамки вводного материала. Желанием учить, однако, не горел и ходил с таким видом, будто его отрывают от важного дела. Он стремился уйти в какое-нибудь другое место и постоянно витал в мыслях далеко от класса.

Тем не менее все настолько привыкли к Далтону, что к тому времени уже воспринимали его не как администратора (вроде Атласа), а как повара, которого почти не видели, или домоправителя. Человека, обеспечивавшего хозяйство и не лезшего в повседневную жизнь.

– Удача, – продолжал Далтон, – это и магия, и наука, которую дотошно изучили как медиты, так и смертные. Это шанс, но смещенный игральной костью, крен в сторону предпочтительного исхода. Склонность к удаче это, по понятным причинам, ценный актив. А еще это распространенная магия даже среди колдунов низкого ранга. Итак, вопрос антиудачи…

– Антиудачи? – недоуменно переспросила Либби.

Рэйна вот не смутилась. Удача неизбежно подразумевала существование собственной противоположности.

– Антиудача, – подтвердил Далтон, – за неимением лучшего термина. Это намеренное нарушение вероятности. Сглазы, порчи, проклятия…

– Боевая магия? – спросил Нико, который при всех своих лучших устремлениях бывал порой безжалостно прямолинеен.