Шестерка Атласа

– Да, сейчас. – Атлас слегка поклонился, едва коснувшись полей шляпы, и вернулся в коридор, служивший главной артерией в доме. Правда, сделав один шаг, он обернулся и предупредил: – Что бы вы ни искали в голове у Далтона, мисс Камали, вы ищете на свой страх и риск. Я не против, но, как бывает со всяким знанием, бремя находки ляжет исключительно на вас.

С этими словами он наконец ушел, и Париса, все еще погруженная в мысли, направилась к лестнице.

Идти было недалеко, маршрут она освоила давно. Париса остановилась ненадолго и провела рукой по стенам, перебирая чары, словно струны арфы. Все осталось на месте.

Потом она вошла в библиотеку, еще не зная, что найдет или узнает там…

Ничего.

Определенно, ничего необычного. Тристан сидел у стола и потягивал чаек, а на диване, глядя в пламя камина, устроилась Либби. Нико и Рэйна стояли у окна и смотрели наружу. Цвели розы.

Париса осмотрела содержимое комнаты, а потом настроилась на противоположное: на то, чего в комнате нет. Похоже, Атлас – не такая уж и нейтральная сторона, которой прикидывался.

Париса жестом закрыла за собой двери, чем привлекла внимание остальных.

– Кто-то должен умереть, – сказала она и добавила в тишине: – Предлагаю Каллума.

Рэйна даже не обернулась. «Если остальные согласны», – мысленно ответила она, раздраженно взглянув на папоротник в другом конце комнаты.

Либби вскинула голову и взгляд ее серых глаз опасливо заметался по сторонам.

– А где он?

– Где бы он ни был, скоро вернется, – безразлично пожала плечами Париса. – Почувствует обсуждение и придет, с минуты на минуту.

Стоявший у окна Нико нервничал, безостановочно барабаня пальцами по бедрам.

– Это точно так необходимо?

– Все свершится, – напомнила Париса. – Мы либо вместе решаем, кто это будет, либо ждем, кто придет за нами посреди ночи.

Все обменялись недоверчивыми взглядами, испытывая при этом легкое отвращение к ее таланту.

– Я лишь озвучила выводы, – сказала Париса Рэйне. – В конце концов к ним пришли бы все.

– По-твоему, мы все обратимся друг против друга? – в недоумении спросил Нико.

– Мы бы с легкостью могли разбиться на группы, – подтвердила Париса, – и тогда начнется гонка.

Прозвучало очень правдиво, не придраться. Никто уже никому не доверял, видя вокруг потенциальных убийц.

– И кто все сделает? Если мы все же определимся. – Нико прочистил горло. – Если все мы сойдемся на… одной кандидатуре?

– Я и сделаю, – пожала плечами Париса. – Если это правда необходимо и если вы меня поддержите, то я готова.

– Нет.

Возражение Либби и удивило Парису, и нет. Все обернулись, одновременно настороженные и готовые к тираде о том, что убийство – плохо, мораль – добродетель, но ее не последовало.

По крайней мере, в том виде, в каком ее ждала Париса.

– Это должна быть жертва, а не месть, – объяснила Либби. – Разве мы не потому изучаем намерение? Нужно сотворить антиудачу.

Некоторое время все молчали.

Затем Рэйна проговорила:

– Да.

Этого, видимо, хватило Либби, и ее понесло:

– В текстах прямо говорится, что наведенные в качестве мести и расплаты чары со временем разрушаются. Если убийство и есть цена продвижения в библиотеке… если ритуал правда важен, – твердо поправилась она, – то провести его должен не тот, кто был бы рад избавиться от Каллума, и определенно не равнодушный к нему человек. Это должен быть тот, чья душа станет страдать от потери. Стрела тогда нанесет смертельный урон, когда ее направляет добродетельная рука. Вывод напрашивается один…

Встав, она посмотрела на Тристана, опустившего взгляд на чашку с чаем.

– Это сделаешь ты, – сказала Либби.

Сразу же стало ясно, что Рэйна и Нико согласны. Париса по привычке незаметно влезла к Тристану в мысли, проверяя их.

В голове у Тристана она нашла сплав воспоминаний и видений, сшитого из кусочков монстра. Голос Каллума, губы Парисы, руки Либби. Смутные, непостоянные, они сливались. По крайней мере, в одном Либби не ошиблась: для Тристана это будет жертвой. В нем ощущалась любовь, слишком большая и в то же время слабая, извращенная и мучительная, похожая на страх. Париса такую уже встречала: ее легко испортить. Чувство к чему-то неуправляемому, неуязвимому, слишком хорошее своей безответностью и слишком хрупкое для взаимности.

Тристан ни о чем не думал, он переживал – очень остро и глубоко. Так сильно, что Каллум скоро все почувствует. Париса, предчувствуя возвращение Каллума, распахнула двери библиотеки, и в этот миг мучения Тристана схлынули, наткнувшись на некий внутренний порог. В голове у него полыхнул ярким пламенем листочек пергамента: обугленные края сворачивались и разлетались хлопьями пепла.

– Ладно, – сказал он.

С этого слова все и началось.

Интерлюдия

– Мало кто знает, как голодать, – сказал Эзра.

Ответом ему было молчание.