Шестерка Атласа

– Это какой-то вид иллюзии, – доложил Атласу Тристан, потому что остальные явно не собирались говорить об этом, не до конца веря ему. – Это не она.

Атлас нахмурился и посмотрел на него с упреком.

– Мистер Кейн, настолько мощная иллюзия потребовала бы…

– Я знаю, чего она потребовала бы, – прорычал Тристан, быстро выходя из себя из-за того, что приходится повторять, – и уверяю вас, это не она.

Никто из класса еще так грубо с Хранителем не разговаривал, но Тристану было плевать. Ему и своих сомнений хватало за глаза, ведь объективно он понимал, как видят его остальные: его логика ущербна, и сам он ведет себя как дурак. Пусть кто-то проник в дом и пронес с собой нечто, это еще не значит, что Либби Роудс жива. Не доказывает это и иллюзия на полу ее комнаты. Неверие – и особенно неверие Атласа – бесило Тристана. Ведь нашелся человек, похитивший Либби и владеющий ресурсами обмануть всех, кроме одного из самых одаренных в мире медитов.

Атлас посмотрел на Тристана, явно сдерживая эмоции. Потом он бегло взглянул на Далтона и отвел глаза.

– Мне нужно связаться с советом правления, – сказал Атлас. – Нужно немедленно им обо всем доложить.

С этими словами он исчез, оставив в дверях одного Далтона. Тот еще какое-то время стоял неподвижно, а потом встрепенулся и последовал за Атласом.

Когда он ушел, все снова погрузились в молчание.

– Нам пора, – сдержанным тоном проговорил Каллум, а вот Рэйна задумчиво нахмурилась.

– Если Роудс мертва…

– Не мертва, – прорычал Тристан.

– Ладно. – Рэйна посмотрела на него скучающим взглядом. Так она выражала снисходительность и вместе с тем недоверие. – Значит, она не мертва. И что это дает?

Никто не ответил. Париса пристально следила за Тристаном краем глаза. Вот, и она ему не верит. Пускай.

А Каллум, интересно, верит? Поверил бы?

Впрочем, это направление для Тристана закрылось. Даже не будучи эмпатом, он знал, что Каллум на него больше не ставит и впредь Тристан ему не нужен.

Остальные же вокруг – как всегда безразличные к его личному горю, – продолжали размышлять вслух.

– Зачем кому-то убеждать нас в смерти Роудс? (Нико.)

– Вопрос в том, почему Роудс и почему нас? (Париса.)

– Да какая разница?

Последовавшая тишина означала, что ответить никто не может. Хуже того, стоило Тристану вновь прибегнуть к своим чувствам, как у него в голове будто вспыхнуло солнце мигрени. Мышцы все еще ныли и пульсировали от боли, прихваченные остатками магии Каллума.

Тристан не удивился бы, увидев на себе ее отметины, как какие-нибудь синяки.

– Пойдем отсюда, – сказала наконец Париса, снова вздрагивая и отворачиваясь от тела на полу. – Насмотрелись уже.

Она развернулась и вышла из комнаты, а следом за ней, нерешительно, и Нико. Рэйна, чуть более уверенно, посмотрела испытующе на Тристана, потом на Каллума и тоже удалилась. Стоило же Каллуму с Тристаном остаться в комнате наедине, как позабытое напряжение вернулось. До Тристана дошло, что ему следовало бы ожидать чего угодно, однако признание в этом самому себе уже казалось ему началом конца.

– В крике было кое-что еще, – произнес Каллум, не отрывая взгляда от тела, оставленного вместо Либби. – Это был не страх. Больше похоже на гнев.

Спустя миг тишины Каллум пояснил:

– Из-за предательства.

Какая тонкая ирония. Настолько тонкая, что Тристан не сразу обрел дар речи.

– В каком смысле?

– В таком, что она знала того, кто это с ней сделал, – уверенно и потому механически произнес Каллум. – Это был не чужак. И…

Он осекся, и Тристан, подождав, спросил:

– …и?

Каллум пожал плечами.

– И, – договорил он, – это кое-что значит.

Многое Каллум просто не договаривал, но учитывая, что Тристан вроде пытался убить его, развивать тему он не собирался. Остатки магии, какой бы она ни была и кому бы ни принадлежала, начали тем временем распадаться. Уже и комната казалась какой-то порченной, нездоровой, словно чем дальше уходил от своих чар создатель, тем быстрее они отмирали. С каким бы намерением их ни применили, они обратились ядом.

И поразили все вещи в комнате.

– Почему ты не сказал другим? – спросил Тристан, и вот теперь Каллум скривил рот в некоем подобии недоношенной улыбки, словно чуть ранее он едва не рассмеялся, но смех так и застрял у него в глотке в ожидании другого момента.

– Когда-нибудь мне, возможно, придется убить кого-нибудь из них, – ответил Каллум. – С точки зрения тактики, лучше утаить от врага свои знания.

Выходит, Тристан понял все правильно: он их не простит. Никого. Да и им, собственно, второго шанса с Каллумом не выпадет.

– Тогда зачем говоришь мне? – прочистив горло, спросил Тристан.

Сжатые в тонкую линию губы Каллума говорили о том, что ответ Тристан знает и сам.

– Ты заслуживаешь терзаний. Того, чтобы гадать, не мог ли ты оказаться на ее месте.

Усилием воли Тристан заставил себя не вздрогнуть, когда Каллум коснулся подушечкой большого пальца его лба – в знак благословения или насмешки.

– Если честно, за это я уважаю тебя больше, – сказал он, убирая руку. – Я всегда надеялся, что из тебя выйдет достойный соперник.