Шестнадцать способов защиты при осаде

Я оставил его наедине с задачей, чувствуя себя виноватым и побежденным — хотя я только что произвел блестящее назначение.

* * *

— Парусина, — произнес я. — Много-много парусины и клея. Клей — легчайшая часть задачи: его много из чего можно сделать. — Я оглядел окружавших меня людей, стоя на возвышении. — Вы ведь знаете, как сварить клей, не так ли?

Да, они прекрасно это знали, так что я снизошел до объяснений. В Чорро, примерно в шести месяцах пути на восток, где никогда не ступала нога робура, производят доспехи из льна и веревки — очень красивые, к слову. В тех краях не добыть железную руду, а если брать у соседей — те заламывают безбожную цену. Поэтому тамошние мастера додумались склеивать пятнадцать слоев парусины на каркасе из бечевы. Получается легкий, прохладный летом и теплый зимой, простой в ремонте и обслуживании доспех, который ничем не уступает кольчуге. Кроме того, в Чорро производство доспехов является исключительно прерогативой женщин, которых в Городе осталось предостаточно.

За моим объяснением последовала неловкая пауза. Затем один из слушателей, такой большущий толстяк, хозяин мануфактуры «Синий стриж», встал и вежливо поклонился.

— Прошу обратиться.

Я закатил глаза.

— Конечно.

Из рукава он достал что-то похожее на маленькую плитку.

— Мой дед, вероятно, слышал те же рассказы путешественников, что и вы, — сказал он. — Мы изучали льняные доспехи около сорока лет назад. — Он постучал по плитке костяшками пальцев: звук был такой, словно кто-то колотится в дверь. — Это — семнадцать слоев небеленого грубого полотна. Клей мы вывариваем из кроличьих шкур. Ты прав, это очень прочный материал — так, по крайней мере, отмечал в записях мой дед. Он брал его на разруб мечом и топором, пытался пробить стрелой — образец все выдержал. Генерал-квартирмейстер был небывало впечатлен, помнится, даже порекомендовал наш материал для долгосрочных испытаний в качестве обмундирования. Но император сказал, что он не пошлет своих людей сражаться в кусках испорченной тряпки, он будет посмешищем, и на этом все закончилось. — Толстяк протянул мне плитку. — Ты совершенно прав — отменные вышли бы доспехи.

— Что ж, прекрасно.

— В жаркую погоду, — сказал толстяк, покивав, — клею требуется минимум тридцать дней, чтобы высохнуть. — Он улыбнулся. — Немного похоже на посадку желудей, тебе не кажется? В наших-то обстоятельствах…

Действительно. Можно посадить дуб наилучшей породы — и умыть руки: ты все равно не доживешь до того, чтобы использовать дерево.

— Спасибо, — произнес я. — Был бы признателен, если бы ты поделился своим знанием с остальными из присутствующих. В свете того, на что ты мне указал, не думаю, что мы станем возиться с пробными экземплярами. Приготовь мне столько доспехов, сколько ты сможешь, и встретимся через месяц.

Снова неловкое молчание. Робко поднялась чья-то рука:

— А как с оплатой?

Я неопределенно махнул рукой.

— Просите любую цену. Поверьте, деньги — наименьшая из проблем.

Желуди и дубы… Там, откуда я родом, существует традиция: в день рождения сына отец сажает яблоню, та растет вместе с тобой, и, когда ты покинешь этот мир, тебе выроют могилу в ее тени. Красивый обычай, напоминающий лишний раз о том, что все продолжается. Да и потом, дерево растет — растешь и ты, становишься больше и сильнее; и ты засыпаешь, есть неплохой шанс, что мир все еще будет на месте, когда проснешься.

Может быть, моя яблоня все еще жива — честно, понятия не имею. Личный опыт подсказывает мне, что все кончается внезапно, а топор за десять минут достигает больше, чем дерево — за двадцать лет. Когда я впервые увидел Город, помнится, подумал: вот оно, дерево, которое никому не срубить. Мне понравилось, как изображали императора на обороте монеты: профиль никогда не меняется — одно лишь имя. Прообразом считается Мезенций III (хотя, держу пари, он так не выглядел), который умер четыре столетия назад, после девятимесячного правления. Имена и тела приходят и уходят, как листья на дереве, но император остается тем же самым, всегда, неколебимым как стена. И к чему иллюзия привела меня? Тридцать дней — столь бездумно оптимистичный выбор. Дубы сажаем, черт возьми.

* * *

— Как полагаешь, что они задумали? — спросил меня Стилико.

Он почти во всем меня превосходит, но зрение у меня все же получше будет. Стоял один из тех на редкость ясных утренних часов, когда морской туман на рассвете рассеивается и обзор открыт на многие мили.

— Говорят, — сказал я, — что в Чорро научились делать такие штуки — медные трубки с кусочками особого стекла внутри…

Он ухмыльнулся:

— Ну да, в книгах так пишут.

— Очаровательное место это Чорро, судя по всему. Так вот, якобы с помощью одной такой трубки можешь видеть вещи за милю так ясно, будто они у тебя перед носом.

— Ага, и еще там делают доспехи из кусков тряпья. Слыхал, знаю. Хорошая идея. — В тот момент, когда кто-то начинает истекать кровью, появляется Стилико с щепоткой соли между пальцами.