Шестнадцать способов защиты при осаде

Что было правдой. Истиной. Я мщу Империи, ее армии, ее косному укладу и всем этим слишком высоко задравшим нос людям с синей кожей, все время обманывая. Да, я подделываю печати, присваиваю деньги, плачу фальшивым серебром. Свое самоуважение я поддерживаю регулярными и бесчисленными мелкими преступлениями, на которые иду, чтобы добиться своего вопреки всему и доказать, что я умнее и лучше их, что я один стóю их всех. Поговорка про червей и львов — конечно, я помню ее. Черви объявили войну львам, и все звери были уверены, что львы победят. Но львы не могли поймать червей — те зарывались в землю и не хотели выходить и сражаться. Но ночью, когда все львы спали, черви заползли им в уши, съели мозги — и так убили всех до единого. Там, откуда я родом, это очень популярная история, хотя робуры о ней никогда не слышали. И когда я пересказывал эту басню своим имперским друзьям, я всегда предварительно спрашивал их: кем бы вы предпочли быть в такой войне, червями или львами? И все отвечали — львами, тут и думать нечего! Все, кроме Артавасдуса, только подумайте. Почему же? Потому что я — инженер, ответил он мне, а черви роют очень хорошие тоннели. Имейте в виду, он сказал так только потому, что раскусил — вопросы у меня всегда с подвохом.

— Я знаю, чем ты занимаешься, — сказал Огуз. — Ты обманываешь их при каждом удобном случае. Ты крадешь у них, потому что хочешь отомстить им, и все улаживаешь со своей совестью, щедро раздавая добычу своему полку. Ты охотишься на робуров, Орхан, — и ты не стал бы, если бы правда любил их.

— А я и не говорил…

— Да, и это правда. — Огуз посмотрел мне прямо в глаза, в упор. — Я могу понять, почему ты сражался за них, когда думал, что за стеной — просто очередные варвары. Могу понять, зачем ты изобрел эти ужасные катящиеся камни и убил врагов. Но мы не враги. Мы — твой народ. Мы — это я. Неужели ты хочешь раздавить меня одним из своих чудовищных шаров, Орхан? Неужели…

— Нет. Конечно же, нет.

— Каждый убитый тобой солдат — это я. Как ты не понимаешь? Подобный тебе, такой, как ты. Гораздо больше похожий на тебя, чем эти синие обезьяны.

«Синие обезьяны». Было неприятно слышать, как млеколицый — пусть он и мой друг, — высказывается в таком тоне о робурах. Может быть, потому, что я боялся — продолжи он в этом ключе, и я в итоге поймаю себя на том, что согласен с ним.

Он посмотрел на меня, склонив голову набок, как делают собаки, когда не могут понять, что делает человек.

— Может быть, тебе их жаль, — сказал он. — В этом дело?

— Может быть.

— Прекрасно. Когда-то был такой врач, как ты. У него был шанс уничтожить чуму раз и навсегда. Но он этого не сделал — пожалел заразу как вид. — Огуз поджал губы. — Угадай с трех раз, от чего он умер.

— Может, я думаю так — то, что ты собираешься сделать с ними, не сильно лучше того, что они сделали с нами.

Огуз махнул рукой.

— Не знаю насчет «лучше», — сказал он. — Как по мне, это приблизительно одно и то же. Ты слишком долго прожил с синешкурыми, Орхан, — и начинаешь думать, как они.

— Вероятно.

— «Вероятно», — передразнил Огуз насмешливо-детским голоском. — Да так и есть. И ты знаешь, как думают робуры? Если они победят, это жест судьбы: пощадите сдавшихся, ну а гордых перемелите жерновами войны. Узнаёшь?..

— Я читаю книги.

— Рад слышать. Если они выиграют, так и должно быть, а если проиграют, так сразу война — это неправильно-неправильно. Должен быть более рациональный и цивилизованный способ урегулировать все свои разногласия. Нет, Орхан, поверь мне — в драке нет ничего плохого, совсем ничего. Драка помогает отличить худших от лучших.

Я усмехнулся:

— И робуры всегда побеждают, но…

— …но не в этот раз, — закончил Огуз без улыбки.

— Все равно праведностью тут и не пахнет. И ты это знаешь.

Огуз повернул голову в сторону и приложил ладонь к правому уху.

— Извини, — сказал он, — я тебя не вполне расслышал.