Костя почувствовал, как бетонный пол качнулся у него под ногами, поплыли стены. Но не смотреть он не мог…
Первой его взгляд почувствовала Лена: она вырвалась из объятий Мухи, резко повернулась, увидела Костю, в смятении сделала шаг назад.
Теперь Лена и Муха смотрели на Костю.
Он медленно спустился по последнему маршу лестницы к лифту. Нажал кнопку. Сказал спокойно:
— Я вас приглашаю. Обоих.
Лена отчаянно замахала головой, молча говоря «нет». Муха неопределенно усмехнулся.
Заскрежетал лифт. Дверцы его разошлись.
— Прошу! — сказал Костя.
…В большой комнате все сидели за столом и молча ждали.
В передней хлопнула дверь, прозвучал бодрый голос Кости:
— Проходите, не стесняйтесь!
— Стесняться не в наших правилах! — ответил Муха.
И все трое появились в комнате: первым Костя — он отступил в сторону, пропуская Муху с гитарой, напряженно-спокойного, за ним растерянную, даже испуганную Лену с гвоздиками в руках.
— Разрешите представить новых гостей, — взвинченно-бодро сказал Костя, — Лена Макарова, лучшая девушка нашего двора, а может быть, и Москвы…
— Здравствуйте, — тихо сказала Лена и протянула Косте гвоздики. — На.
— Благодарю! Теперь Дмитрий Мухин! — продолжал именинник. — Он же небезызвестный Муха…
— Всему обществу, — перебил Муха, — пламенный беспартийный привет! — И он отвесил общий поклон. — Однако, — Муха вроде бы разочарованно оглядел стол, — тут, я вижу, кайф ловить особенно не на чем.
— Ничего! — даже радостно сказал Костя. — Мы будем пьяны от общества друг друга!
— Костик! — Лариса Петровна, с трудом сдерживая себя, поднялась. — Что это значит?..
— Это значит, — перебил Костя, — пора приступить к трапезе.
Муха тем временем поставил гитару в угол, независимо прошелся вдоль стола, повернулся к кухне, хищно подергал носом.
— Жареный гусь! Или утка? Я не ошибся? Обожаю дичь!
— Муха, — сказал Жгут, — кончай базарить.
— Это он от смущения, — улыбнулся Владимир Георгиевич.
— Совершенно верно! — тут же откликнулся Мухa. — Дико смущен. Простите, не знаю, как вас… Хотя наслышан.
— Леночка! — сказал Костя. — Прошу! Вот твое место.
Только сейчас он увидел, что у Лены голубоватые тени положены над глазами, тушью подкрашены ресницы.
Лена села, потупив голову.
— Один момент, — сказал Муха. — Очкарик! Ведь тебе все равно, на каком месте поглощать яства?
— Все равно… — растерянно сказал Очкарик.
— Вот и порядок! — засмеялся Муха. — А мне не все равно.
Он бесцеремонно передвинул Очкарика на свободное место, а сам сел рядом с Леной. Она оказалась между Костей и Мухой.
— Теперь все в сборе? — спросил Виталий Захарович.
— Более чем, — не сдержался Эдик.
— Что же, — сказал Виталий Захарович, вставая, — сейчас мы поднимем тост за шестнадцать лет нашего сына. — Он взглянул на торт. — Шестнадцать свечей. И каждая свечка — год жизни. Кажется, совсем недавно — вчера — я, Костя, привез из родильного дома твою маму и тебя. Никогда не забуду это чувство… Нянечка передала мне туго спеленатую куклу. Я взял ее и вдруг почувствовал, как там, под одеяльцем, шевельнулось нечто… Жизнь. Чудо… Новая жизнь. Это был ты… Помню, я подумал: каким же беспомощным приходит человек в наш, еще так плохо организованный мир. Сколько надо усилий, любви, понимания, чтобы из маленького комочка несмышленой жизни вырос настоящий человек. Я убежден, Костя, что порог своего шестнадцатилетия ты переступаешь именно таким человеком…
— Точно, в нем что-то просматривается, — перебил Муха. — Верно, Леночка?
— Вы, молодой человек, плохо воспитаны? — вежливо спросил Виталий Захарович.
— Отвратительно! — со вздохом сказал Муха. — Сам от этого страдаю.
— Бедняга! — сказал Костя.
— Пацаны! Хватит! — вдруг рявкнул Дуля.
— Хамство всегда агрессивно, — ни к кому не обращаясь, сказал Владимир Георгиевич.
Стало тихо.
— Ничего, — сказал Виталий Захарович. — Наш юный друг немного нервничает. Постепенно обвыкнет. Реакция, судя по всему, у него быстрая. Вернемся к имениннику. У нас с мамой, сын, для тебя подарок. Сейчас! — Виталий Захарович вышел из-за стола, быстро прошагал в свою комнату и вернулся с новеньким транзисторным приемником. — Прошу!
— Спасибо, папа…
— Вот это да! — вздохнул Дуля. Все за столом зашумели.
Муха откинулся к спинке стула и, нагнувшись за Леной к Косте, сказал тихо:
— Ты извини, все тут с подарками. Один я пустой. Ничего. — Он подмигнул имениннику. — Что-нибудь придумаю. Мне только надо пожрать. Плохо соображаю на пустой желудок.
— Костя, вот спички! — Лариса Петровна протянула сыну спичечный коробок, — Зажигай свечи. А папа займется шампанским.
Костя в наступившей тишине стал зажигать свечи, воткнутые в торт, на котором коричневым кремом было написано: «С днем рождения! 16 лет».
Одна за другой зажглись шестнадцать свечей. Хлопнула пробка, вылетая из бутылки шампанского. За столом поднялся праздничный шум. Все потянулись с бокалами к Виталию Захаровичу.
— С днем рождения, Костя, — сказал Виталий Захарович. — Будь счастлив, мой хороший!..
Лариса Петровна произнесла дрогнувшим от волнения голосом:
— Мы с папой очень тебя любим и желаем, желаем… — Она резко отвернулась, сдерживая слезы.