Шестнадцать зажженных свечей

Глаза Лены наполнялись слезами. Вдруг она резко повернулась, подлетела к Мухе, со всего размаха ударила его по щеке и рванулась в коридор, ведущий на кухню и в ванную.

Муха потер щеку, сказал спокойно:

— На вид соплей перешибешь, а рука тяжелая. Я покидаю общество. Иду зализывать раны. — Он пошел из комнаты, в дверях обернулся: — Главным образом душевные. Если что не так… Примите мои соболезнования. Как говорят в Одессе, извините за компанию.

Муха вышел. Через мгновение в передней хлопнула дверь.

Было напряженно тихо. Откуда-то, казалось, издалека, глухо слышались рыдания Лены.

— Да, ничего не скажешь, — нарушил молчание Эдик, — день варенья так день варенья…

Глава одиннадцатая

Ночью упадет звезда

Лена плакала в ванной.

В дверь осторожно постучали.

— Оставьте меня, — сквозь слезы сказала Лена. — Прошу, оставьте!

— Леночка! — вкрадчиво прозвучал голос Ларисы Петровны. — Открой, детка, Может быть, тебе дать каких-нибудь успокоительных капелек?

— Ничего мне на надо, — раздраженно ответила Лена. Поколебалась и открыла дверь.

В ванную вошла Лариса Петровна. Она старалась быть спокойной, но это ей плохо удавалось: розовые пятна выступили на щеках, голос противно дрожал, и совсем близко подступили нервные слезы. Лариса Петровна села на край ванны. Помолчала. Осторожно погладила плечо всхлипывающей Лены. Та сквозь слезы сказала:

— Извините. Это все из-за меня…

— Что за глупости! Почему из-за тебя? — горячо запротестовала Лариса Петровна. — Если бы не этот хулиган…

— Хулиган, — с горечью повторила Лена. — Да, да! Из-за меня. Я запуталась. — Она смущенно опустила голову. — Я запуталась в любви. Все мы запутались.

— Господи! — всплеснула руками Лариса Петровна. — Что ты говоришь? Они запутались в любви! Да вы еще дети! О какой любви можно толковать? Надо думать о школе…

— Понятно, — насмешливо перебила Лена. — Надо думать о школе, об институте. Это для вашего сына. А мне — о профессии, о невыученных уроках. Да? — Девочка с иронией посмотрела на Ларису Петровну. Та предусмотрительно промолчала. — Вы прямо как наши преподаватели. Для них слово «любовь» ругательное. Вообще ведь нет никакой любви. Так?

— Почему же нет? — растерянно сказала Лариса Петровна. — Но в вашем возрасте…

— В нашем! В нашем! — со страстью перебила Лена. — В каком же возрасте еще любить? В вашем, что ли?

Лариса Петровна сердито рассмеялась, поправила перед зеркалом прическу, спросила:

— Ты что, Леночка, в старухи меня записала?

— Не в старухи, конечно, — пожала плечами Лена. — Но… Ведь вы не думаете о любви каждый день? А мы… — Она, не замечая этого, схватила руку Ларисы Петровны. — Мы только о любви и говорим. А какие сны снятся! Рассказать?

— Нет! — Лариса Петровна даже шарахнулась в сторону. — Уволь!

— А песни? А стихи? Или кино? Сколько всего про любовь! — с жаром продолжала Лена. — Только… Все равно ничего не понятно. Что это такое — любовь? И за что любят? Вот Пчелка, ваш сын. Он замечательный! Необыкновенный!

— Спасибо, — сказала польщенная Лариса Петровна.

— Только я… — Лека резко отвернулась, прижала руки к лицу.

— Постой, постой! — Лариса Петровна была поражена своим открытием. — Ты хочешь сказать…

В дверь постучали.

— Затворницы! — послышался голос Виталия Захаровича. — Ваше уединение затянулось. Просим к столу. Самовар остывает.

Лена подошла к зеркалу.

— Ой! Ну и вывеска! Вся краска потекла. Лариса Петровна, можно я у вас немного возьму? — Девочка бесцеремонно стала копаться на туалетной полочке. — Потрясно! Французская пудра, да?

— Итальянская, — поправила Лариса Петровна и вышла из ванной.

…Был уже вечер. Гости разошлись. Лариса Петровна убирала со стола. Ей помогала Лена. Костя возился с магнитофоном. В кресле сидел Виталий Захарович. Складывая в стопку чайные блюдца, Лариса Петровна сказала:

— Все-таки давайте поговорим.

Лена замерла над столом. Виталий Захарович, резко повернувшись, посмотрел на жену, и взгляд его говорил: «Молчи!» Костя включил магнитофон. Картаво запела женщина, это был меланхолический, расслабляющий блюз.

— Понятно, — не сумев преодолеть раздражения, сказала Лариса Петровна, — со мной не желают разговаривать.

— Потолкуем, Лара, в другой раз, — сказал Виталий Захарович.

— А о чем вы собираетесь говорить? — Лена резко повернулась к Ларисе Петровне. — О нас с Пчелкой?

И Лариса Петровна смешалась.

— Ну, вообще, — сказала она. — О жизни.

— О жизни неинтересно, — безапелляционно ответила Лена. — Все равно в ней никто ничего не понимает. А о нас. Что вы о нас знаете?

— Конечно, где уж нам знать! — не выдержала Лариса Петровна.

— Лара! — уже резко оборвал Виталий Захарович. — Совсем не подходящее время…

— Мне пора, — перебила Лена. — Простите, не переношу, когда учат: как жить, что делать. Пчелка, ты меня проводишь?

— Ты хочешь, чтобы я тебя проводил? — Глаза Кости просияли.

— Хочу! — повелительно, с торжеством сказала девочка и взглянула на Ларису Петровну.

Та отвела взгляд.

Лена сняла фартук, вытерла об него руки, сказала:

— Пошли, Пчелка. — Бросила фартук на спинку стула. — Спасибо за все. Было очень интересно. До свидания!