Когда же в течение семи месяцев ожидания испанская флотилия так и не появилась и Баодайно убедился, что слова мои были правдивы, он решил высадить вооруженный отряд у селения, называемого Кабаньяс, и отправить его вдоль побережья до самой Ла-Абаны, дабы запастись провиантом — свининой и птицей, коими изобилует эта область; четырнадцатого июня мы нагрянули в Кабаньяс — городок был пуст, все жители убежали в горы, угнав с собою крупный скот, но вскорости нам навстречу вышел негр, которому я как толмач помог объясниться, переводя на голландский его бессвязные речи, из коих яствовало, что он весьма рад нашему прибытию, и что зовут его Томас, и что он беглый, ибо его жестоко избил плетьми его хозяин по имени Перес Опорто, каковой, заметив на заре приближение наших судов и разглядев на их мачтах трехцветные флаги, послал другого негра, по имени Матео Конголезец, с наказом немедля сообщить о нашем прибытии властям Ла-Абаны и просить о срочной посылке подкрепления; и первой просьбой негра Томаса к нам было забрать его отсюда, причем он клялся, что будет служить верой и правдой, только бы прежний его хозяин не выжег на нем рабское клеймо — букву S и гвоздь,— и Баодайно велел мне растолковать негру на испанском языке, что он, Баодайно, даст ему дозволение отправиться с нами при условии, что негр укажет нам, где можно запастись провиантом; но едва Баодайно услыхал, с каким поручением послали в Ла-Абану негра Конголезца, он вмиг изменил свой план и вместо первоначального замысла напасть на несколько ближайших деревень и хуторов решил отплыть, не мешкая, от этого берега и направить свой флот в Ла-Абану, дабы начать осаду города и помешать им выслать оттуда какое-либо быстроходное суцно в Веракрус с донесением, что у их берегов появились голландцы и высматривают галеоны с серебром.
Как договорились, Томас, прежде чем мы вернулись на корабли, показал нам милях в двух от Кабаньяса большой загон, куда местные жители на заре упрятали более трехсот свиней и с тысячу кур, а потом он привел нас в пещеру на самом берегу, и там мы обнаружили склад сушеного говяжьего и черепашьего мяса, дюжину бочек вина, четыре бочки с свиным салом и мешки с сухарями. И наконец, перед тем как сняться с якоря, пока мы запасались водою, Баодайно приказал поджечь га-
леон, который по приказу Переса Опорто сооружала i артель плотников и рабов; в общем, мы довольно скоро вышли в открытое море, и на заре следующего дня ваша милость, как и все обитатели Ла-Абаны, могла видеть наши суда в море у выхода из залива, лавирующие в ожидании испанской флотилии.
Не стану слишком распространяться и пересказывать мелкие и малозначительные события той осады, । хорошо известные в Ла-Абане всем ее обитателям, и перейду сразу к тому, что для нас более важно в сей череде грехов, омрачивших течение жизни моей.
Второго числа месяца июля Баодайно внезапно скон- ' чался от лихорадки, подхваченной им в Кабаньясе, и вопреки мнению многих командиров флота, желавших взять Ла-Абану штурмом, новый адмирал, не надеясь одолеть городские укрепления, повел, как известно, корабли свои в Матансас. Немного погодя он предложил, чтобы флот вернулся в Голландию, и поручил некоему фламандцу по имени Дик немедля выйти на яхте в море, дабы эта яхта, или сторожевое судно, встретилась с остальными нашими кораблями, которым еще Баодайно поручил высматривать флотилию с серебром у мыса Корриентес; надо было передать им приказ вернуться и присоединиться к флоту для возвращения в Голландию.
Случилось так, что я попал в число той дюжины моряков, которых отправили с наказом адмирала, и, пока мы шли вперед на всех парусах, упомянутый Дик отозвал меня в сторонку и объявил, что уже приготовил Двух человек из команды яхты дезертировать вместе с ним и заняться самостоятельным промыслом контрабандистов или же пиратов, охотясь за добычей в здешних водах; и еще он сказал, что ежели я дам согласие, то нас будет четверо и он рискнет объявить о своем намерении всей команде, которая, как он полагает, выслушает его с восторгом.
До той поры мне в моих похождениях везло, никто меня не узнавал, хотя я своими глазами видел несколько человек, которых знавал в Амстердаме, и даже двоих, вместе со мною плававших и воевавших на восточных островах; но благодаря шраму на лице, утрате зубов и Доброй части шевелюры никто не догадывался, что я тот самый знаменитый грабитель и убийца из Гавра. И хотя я уже не опасался, что кто-то меня изобличит и припомнит, что я творил, будучи капитаном голландского
войска, мне вовсе не хотелось возвращаться вместе с флотом в Голландию, ибо там сразу же всплыло бы наружу, что все мои рассказы — будто меня послали из Гааги как соглядатая в Тьерра-Фирме — были ложью, и ничего хорошего мне ожидать не приходилось; пораскинув умом, я еще раньше решйл сбежать в первом же порту Франции или Англии, где станет на якорь наша эскадра; так что ваша милость легко догадается, сколь кстати пришлось предложение Дика и каким горячим согласием я ответил на его слова.