Шезлонг

– Да уж. Это моя мама. – Я прижала ее руку к своей щеке и прошептала маме на ушко, что люблю ее и что скучала по ней, а завтра приду к ней снова. Затем я встала и подошла к Андре. Шурочка тоже подошла к нам и принялась говорить какие-то чудовищные глупости про то, какая я у них хорошая девочка, и как ему повезло, что я его полюбила. А еще – что она всегда знала, что у меня будет непростая судьба.

– Я тоже сразу понял, что Даша особенная, – улыбнулся Андре, а я покраснела.

– Хватит, Шура, перестань.

– А чего такого? Такая красотка, да еще со свободным французским. Как шпарит-то! Олечка, когда роль готовила, должна была выучить несколько фраз на французском. Но ведь она в языках ни в зуб ногой.

– Ни в зуб ногой? – усмехнулся Андре, выходя из палаты вслед за мной.

– Ну не учила она их. Говорит, я русская актриса, на черта они мне, ваши иностранные языки. Так Дашка старалась, чтобы Олечка эти фразы на чистом французском произносила. На чистом!

– Шура, прекрати, а то я тебя поколочу! – предупредила я, но Шура только махнула рукой. Тогда я ушла вперед, оставив их обсуждать меня за спиной. Я шла, не останавливаясь, – это была скрытая попытка бегства. «Роллс-Ройс» стоял у бокового въезда в клинику. Авто было припарковано так аккуратно (у бордюра между двумя «Скорыми»), что я готова была поаплодировать мастерству шофера. Владимир Борисович сидел в салоне, водитель же курил неподалеку от машины. Он не заметил меня – уже смеркалось, на мне все еще был темно-синий пиджак, к тому же у него зазвонил телефон, и он развернулся с ним в другую сторону.

– Да, – коротко ответил он. – Да, я. Нет, он здесь. Сейчас спрошу, – и водитель открыл дверь, склонился вниз. – Вам Марко дозвониться не может. Вы вне зоны действия сети.

– Скажи, я ему перезвоню. Я на другой линии, – услышала я ответ. Водитель разогнулся. Казалось, с его комплекцией сделать это не так уж просто: широкий, как шкаф – не человек, а сплошные мышцы. Он наверняка был еще и телохранителем Владимира Борисовича. – Алло. Он перезвонит. Да.

– Привет, – сказала я, и водитель медленно развернулся.

– Вы вернулись? А где Андре?

– Здесь я, здесь, – пробормотал он, впрочем, довольно мирно.

– Что вы все опять застряли на холоде? Как неродные, – донеслось до нас из машины. – Давайте садитесь уже и поедем ужинать. Хватит там шастать в темноте.

– Шура, мне было очень приятно с вами познакомиться. Могу я пригласить вас на ужин? – Андре продолжал излучать свое обаяние (такое обманчивое!), а Шура не могла нарадоваться на то, какого приличного молодого человека я отхватила. Я подумала, что, может быть, стоит показать ей ссадины и синяки на моем теле, но не стала. Пожала плечами. Такие вещи все узнают и так. Все тайное становится явным.

– Не стоит. Вы ведь, наверное, устали. Все-таки совершили перелет.

– Я не приму отказа, – галантно ответил Андре. Я молчала, думая, что будет, когда я снова поведу себя не так, как все от меня ожидают. Мне было смертельно тяжело даже представить себе, что сейчас в очередной раз меня будут рассматривать под увеличительным стеклом, а я буду корчиться, как червяк на крючке. Я устала, Шура была права. И перелет тут был ни при чем.

– Владимир Борисович, мне очень неудобно, но можно перенести ужин на завтра?

– Что? Почему? – удивленно спросил он, но я не заметила в его голосе какого-то особенного протеста. Он явно был погружен в свои раздумья, занят делами и поминутно проверял что-то у себя в планшете.

– Я просто хочу немножко прийти в себя.

– Так я и думал. Вам надо отдохнуть и все такое.

– А можно меня отвезут ко мне домой? – попросила я, и все трое мужчин повернулись ко мне. Шурочка тоже не оставила мой вопрос без внимания.

– В каком это смысле к тебе домой? – спросил он. Я пожала плечами. Пиджак Владимира Борисовича сильно пах сигаретным дымом, почему я только сейчас заметила это?

– В прямом. В Бибирево, – ответила я. Пауза была долгой. Кажется, Андре впервые осознал, что я прилетела не просто куда-то, где в больнице лежит моя мама или где живет его отец. Я прилетела домой.

– Не вопрос, отвезем куда скажете. Бибирево? Андре, а ты? Тоже в Бибирево? – хмыкнул Владимир Борисович и посмотрел на сына с иронией и даже каким-то злорадством.

– Да, конечно…

– Бибирево, – повторила я, улыбаясь, а Андре холодно кивнул и сощурился. О, я знала, что мне еще предстоит заплатить за это! За все мои своеволия и дерзости, которые я себе позволила.

«Роллс-Ройс» повернул на МКАД. И снова пробки, больше похожие на блошиные бега. Час с лишним Владимир Борисович ласково и без затруднений вытряхивал из меня всё мое прошлое, настоящее и будущее. Он общался со мной так деликатно и в то же время хитро, что я не могла противостоять его допросу, не могла уйти от ответа, не могла соврать. Я краснела, как рак, когда он говорил об Андре (об Андрюшке) и обо мне, и бледнела, когда он уточнял что-то о Сереже или моей маме. Да мне и нечего было скрывать, кроме того, о чем он все равно бы не спросил – о том, что оставалось за закрытыми дверьми, в тишине спальных комнат и номерах гостиниц.