Шихуа о том, как Трипитака великой Тан добыл священные книги

Как отмечает Я. Прушек, о первой группе шо цзин (термин обычно переводят «рассказывание сутр») можно, видимо, судить по найденным в пещерах Дуньхуана текстам бяньвэнь[78] и, добавили бы мы, особенно по цзянцзинвэнь. Тексты эти, правда, более ранние, в основном, периодов конца Тан-У-дай (907-959), но некоторые, например, «Бяньвэнь о воздаянии за милости», относятся и к более позднему времени (конец X - начало XI в.). Они дают определенное представление о методе «раскрытия и изложения буддийских книг», преимущественно сутр, хотя утверждать с уверенностью, что этот вид повествований не претерпел к концу XIII в. изменений и, быть может, даже весьма значительных, невозможно.

Вторую группу - шо цаньцин - «рассказы о посещениях и приглашениях», - как можно предположить, представляли повествования, в которых толковались некоторые стороны буддийской практики - такие, как, например, созерцание, постижение пути. Еще одна тема повествований этой группы - «гости и хозяева». Что под этим понималось, недостаточно ясно. Имеются ли здесь в виду «религиозные празднества», как это предполагает Я. Прушек, устраиваемые благочестивыми хозяевами для гостей[79], или речь идет о «паломниках и монахах», которые «в благочестивых беседах познают истинное учение...», как это понимает А. Н. Желоховцев[80]? Или «гости и хозяева» означают рассказчиков («хозяев») и их слушателей («гостей»)? Как показывает Сунь Кайди, именно этими терминами обозначали при рассказывании сутр тех, кто вел повествование на помосте (фаши, дуцзян) и тех, кто их слушал[81]. (Тогда, по - видимому, правильнее будет перевести: «рассказы о посещениях и приглашениях - это рассказы о том, как слушатели и рассказчики [беседовали о] медитации, постижении пути и подобных вещах».)

Мысль о том, что этот вид повествований мог представлять серию вопросов и ответов, была высказана Ху Хуайчэнем, но отвергнута Я. Прушеком, как не имеющая достаточных оснований[82]. Мы же склонны разделить точку зрения Ху Хуайчэня и А. Н. Желоховцева, считающих, что повествования этого рода могли иметь форму бесед между слушателями и рассказчиками. И тем более что это могло происходить на религиозных празднествах, где, как правило, присутствовали буддийские монахи, выступавшие там с проповедями[83].

Представляется, что обе точки зрения пока, до обнаружения каких-то новых материалов, приемлемы только в качестве рабочих гипотез.

К этому виду повествований тематически примыкают произведения четвертой группы - о карме. Это были, видимо, особые сочинения, певшиеся под аккомпанемент какого-то струнного инструмента, и, благодаря манере исполнения, выделенные Чжоу Ми в отдельную группу[84].

Труднее решить вопрос о том, что из себя представляли повествования третьей группы - хунь цзин, упоминаемые У Цзыму и Чжоу Ми. Я. Прушек на этот счет высказывает несколько предположений. Одно из них - о том, что в повествованиях хунь цзин имело место разъяснение и толкование сутр, основанное на игре слов (в основе которой лежала омонимичность китайского языка) и подобное в какой-то мере тому, что наблюдалось в хунь хуа[85], представляется вполне вероятным. Однако слово хунь - «забавный, смешной, вышучивать» имеет, по нашему мнению, в терминах хунь хуа и хунь цзин различные оттенки - любая шутка (ирония) по поводу священного текста имеет определенный подтекст и таит в себе десакрализацию.

Начиная с эпохи Сун «буддизм в Китае стал постепенно приходить в упадок»[86]. Утверждение неоконфуцианства, борьба его идеологов, особенно Чжу Си (1130-1200) с буддизмом в сфере философской и социально-политической ослабили позиции буддизма как философии и религии[87] и усилили, видимо, критическое отношение к буддизму. Осуждение монахов, насмешка над ними становились темой народной литературы разных жанров, и это направление развивалось и продолжало активно существовать в литературе последующих эпох. Не являются ли повествования хунь цзин реакцией на ослабление позиций буддизма? Не представляют ли они собою пародирование священных текстов канона?[88] Этот вид повествований, видимо, был не самым распространенным и популярным - и У Цзыму и Чжоу Ми называют единственного[89], причем одного и того же рассказчика Дай Синьаня. Как представляется, такое искусство требовало специальной, более образованной и не слишком религиозно настроенной аудитории слушателей, способных понять и оценить зашифрованную насмешку, а также весьма искусного в своем мастерстве рассказчика, хорошо знающего и понимающего тексты сутр[90].