Шихуа о том, как Трипитака великой Тан добыл священные книги

Следует отметить, что сам Сюань-цззан, его жизнь и путешествие сразу же стали темой как буддийской биографической литературы (литературы по своему характеру исторической)[101], так и литературы народной. В народной литературе (в том виде, в каком она до нас дошла) Сюань-цззан выступает прежде всего как путешественник. Именно его знаменитое путешествие в неведомые загадочные страны, лежащие к западу от Китайской империи, привлекали внимание авторов. Путь Сюань-цззана в Индию, полный трудностей, опасностей, лишений, будит воображение и фантазию и становится тем стержнем, на который авторы начинают нанизывать различные сюжеты - китайские и иноземные, разрабатываемые вширь и вглубь. Если в буддийской биографической литературе реальные факты дополнялись легендарным материалом или получали нарочито религиозное осмысление и интерпретацию во имя возвеличения личности Сюань-цззана - это была своего рода религиозная героизация образа, то в народной литературе, хотя в основе своей она тоже исходила из реальных фактов, произошел почти полный отрыв от исторической действительности, а образ Сюань-цззана - человека оказался явно дегероизированным. Акцент полностью переместился с яркой личности Сюань-цззана на его путешествие (получившее новое идейное и социальное обоснование), которое произвело столь сильное впечатление на его современников и потомков. Оно стало популярнейшим сюжетом китайской литературы, развивавшимся в течение многих веков и получившим широкую известность в странах Дальнего Востока за пределами Китая. И шихуа как раз является самым ранним (из известных в настоящее время) произведением, которое дает достаточное представление об этом процессе обработки сюжета в простонародной литературе.

Поскольку первая глава сочинения отсутствует, мы не знаем когда, откуда и при каких обстоятельствах Трипитака уехал в Индию. Однако мы имеем все основания считать, что в шихуа этот отъезд был описан как санкционированный императором, ибо в начале второй главы Трипитака говорит: «Я, бедный монах, удостоен высочайшего указа, повелевающего мне добыть священные книги для живых существ Восточной земли, которые до сих пор не ведают учения Будды»[102]. С самого начала повествования мы сталкиваемся с очень интересным традиционно китайским, конфуцианским, переосмыслением исторического факта. Одержимый буддист Сюань-цззан, осмелившийся нарушил во имя своих убеждений запрет императора на выезд из Китая на Запад, превращается на первых же страницах повествования в Трипитаку, претворяющего в жизнь императорское повеление. Не великое дерзание Сюань-цззана - человека, а запоздалая реакция императора, представленная в шихуа в виде якобы имевшего с самого начала место высочайшего указа, оказывается здесь исходным моментом знаменитого путешествия[103]. Поэтому автор так свободно и перенес повеление императора на семнадцать лет вперед, сконцентрировав в повествовании историческое время[104]. Как следствие императорского повеления, должно, на наш взгляд, рассматривать и тот факт в повествовании, что Трипитака отправляется в путешествие уже не один - с самого начала его сопровождают пять монахов, младших по сану (сяоши), выполняющих роль прислужников, свиты, т. е. опять Сюань-цззан предстает в шихуа не человеком, свершившим свой смелый подвиг в одиночку, а респектабельным Трипитакой, лицом почти сановным - посланцем императора, для услужения которому в пути приданы сопровождающие. Далее, если буддист Сюань-цззан отправился в труднейшее путешествие, одержимый жаждой постичь глубины и тонкости захватившего его учения и привезти в Китай новые буддийские сочинения, которые приобщили бы страну к еще неизвестным сторонам великой доктрины и тем усилили бы позиции буддизма (уже достаточно прочные) и его роль (весьма активную) в государстве[105], и именно это стремление привело в дальнейшем к свершению второго, не менее великого подвига Сюань-цззана - к активнейшей девятнадцатилетней самоотверженной переводческой и творческой деятельности, то Трипитака в шихуа всего лишь исполнитель воли императора, радетеля буддизма, возжелавшего приобщить страну к неведомому учению Будды. Император становится идейным, религиозным инициатором путешествия. Роль императора в шихуа настолько гиперболизирована, что автор практически отступает от исторической действительности и в вопросе проникновения буддизма в Китай. Известно, что учение Будды Шакьямуни проникло в Китай за несколько веков до путешествия Сюань-цззана в Индию. О времени, когда это произошло (но не позже II в.), нет единого мнения, однако совершенно бесспорно, что к VII в буддизм, преимущественно в виде учения школы Махаяна, был в Китае широко известен, распространен и популярен[106]. Поэтому неоднократно и в разных вариантах звучащие слова о том, что это учение неведомо в Китае и что Трипитака пришел в Индию «испросить учение Махаяны», следует, по нашему мнению, рассматривать, как один из авторских приемов идейной организации повествования.