Шихуа о том, как Трипитака великой Тан добыл священные книги

Крупнейший монастырь центральной Индии (и один из крупнейших монастырей всей Индии), насчитывающий ко времени приезда Сюань-цззана более чем семисотлетнюю историю[124], Наланда был центром учености того времени. В нем обучалось по несколько тысяч монахов[125]. Монастырь славился своим огромным собранием книг, включавшим кроме буддийских, сочинения по брахманизму, астрономии, географии, медицине, искусству и другим отраслям знаний. Здесь жил во II в.(?) Нагарджуна (который ввел термин Махаяна для обозначения одной из школ буддизма и сделал этот монастырь базой систематического изучения Махаяны в центральной Индии), а во времена Сюань-цззана еще доживал свои дни известный Шилабхадра (кит. Цзе-сянь, ученик Дхармапалы, ум. в 560 г.), считавшийся вождем мира буддийской учености[126]. Насчитывающий более восьми самостоятельных монастырских дворов - юань (построенных в разное время правителями Магадхи - почитателями Будды), которые вместе составляли один большой монастырь, Наланда представлял собой «большой город», в котором было «множество коней, слонов, людей»[127]. К западу или к юго-западу от Наланды находилась и гора Куккутапада-цззицзушань (Куриная нога)[128]. Таким образом, данные шихуа о «стране Бамбука» как оживленном городе с большим монастырем, основанным «более тысячи лет тому назад», в котором находилось «тысяч пять монахов», куда Трипитака пришел просить «учение Махаяны» и к западу от которого виднелась гора Куриная нога, подтверждают наше предположение о том, что, несмотря на упоминание Ваншэчэна, речь идет не о нем, а скорее о Наланде. Кроме того, в «страну Бамбука» Трипитака попадает из «страны Синего лотоса», благостный дух которой в том, что там «цветы синего лотоса и деревья бодхи повсюду»[129] и от которой близко («три дня пути»)[130] до горы Куриная нога. И хотя страна называется страна «Синего лотоса», в тексте описываются не эти цветы, а деревья бодхи. Упоминание деревьев бодхи (санскр. пипал - фикус священный)[131] в стране, расположенной недалеко от горы Цзицзушачь (Куриная нога), наводит на мысль о Записках Сюань-цззана. Там эта гора упоминается на его пути[132] вскоре после посещения одной из святынь буддизма - путишу[133] («дерево бодхи», тоже на территории княжества Магадха; в соврем. Бодх-Гае в Бихаре), под которым, согласно буддийской традиции, обрел духовное прозрение - бодхи - Будда Шакьямуни (и откуда Сюань-цззан впервые на несколько дней попал в Наланду, ибо за ним - знаменитым монахом из Китая, слава о котором докатилась и сюда, - прибыли к путишу четыре почтенных наставника, чтобы пригласить его в монастырь[134]). И еще одно - получение разом пяти тысяч сорока восьми свитков священных книг, т. е. всего канона, тоже, по нашему мнению, можно рассматривать как косвенное указание на Наланду с его огромной библиотекой.

Сопоставление данных текста шихуа с историческими данными (Записки, Жизнеописание) дает достаточные основания локализовать «страну Бамбука»: не только более широко (в пределах территории княжества Магадха - родины буддизма, хранящей бесчисленные следы легенд, связанных с именем Будды[135]), но и более узко - в Наланде.

Упоминание Ваншэчэна, по-видимому, тоже может получить объяснение на основании текста Жизнеописания. Прибыв в Наланду, Сюань-цззан прожил там первый раз всего несколько дней и отправился оттуда дальше - по святым местам Магадхи, первым из которых на его пути был Ваншэчэн. Возможно, именно этот момент и оказался зафиксированным автором шихуа.

Необходимо также отметить, что согласно шихуа на горе Цзицзушань «обитал Будда» и именно потому она была, как мы указывали выше, целью путешествия Трипитаки. Однако согласно буддийской традиции, Будда обитал на горе Линцзюшань (Линшань, гора Священного орла, Священная гора, санскр. Гридхракута, в двух милях юго-восточнее нового Раджира, тоже в княжестве Магадха), где он произнес большинство своих знаменитых сутр[136], а с горой Цзицзушань традиция связывает имя Кашьяпы, который там жил и достиг состояния нирваны[137]. Таким образом, мы наблюдаем не традиционное соотнесение известных мотивов с реальными топонимами. Представляется, что явление это не случайное. В повествовании мы постоянно сталкиваемся с неортодоксальным изложением и соотнесением многих известных мотивов[138], и это позволяет нам высказать предположение о том, что такая нарочитая новизна обработки хорошо знакомого, известного - осознанный творческий прием, использование которого дает, с одной стороны, простор авторской фантазии, а с другой - привлекает читателя популярностью тематики.