Шихуа о том, как Трипитака великой Тан добыл священные книги

В четвертой главе путники приходят к горе Сяншань и поднимаются на ее вершину в монастырь, носящий то же название. Несмотря на упоминание горы Сяншань в Записках Сюань-цззана[149], употребление этого названия в шихуа, скорее всего, - дань буддийской традиции. Представляется, что описание горы, данное в этой главе, подтверждает наше предположение: «Это была земля тысячерукого и тысячеглазого бодхисаттвы (Авалокитешвары. - Л. П.), а также место, где бодхисаттва Вэньшу (Маньчжушри) занимался самоусовершенствованием». В традиции гора Сяншань - одно из мест обитания бодхисаттвы милосердия Гуаньинь, имя же бодхисаттвы мудрости Вэньшу в шихуа соотнесено и с горой Сяншань, и с государством Женщин. По-видимому, мы здесь опять сталкиваемся с художественным, а не с ортодоксальным воплощением в народной традиции известных религиозных мотивов. Пребывание путников на горе Сяншань - определенный рубеж в путешествии: здесь заканчивается его первый, спокойный этап и начинаются те опасности, о которых предупреждены и герой и читатели. Именно здесь, в пустынном, полуразрушенном монастыре на вершине горы Трипитака думает об удивительных покое и тишине, окружающих их, но тут же слышит слова обезьяны-странника: «Не удивляйся, мой учитель, что дорога на запад спокойна. Здесь - другое небо. Впереди же у нас все время будут места, где обитают то тигры, то волки, то змеи, то зайцы; мы встретим людей, которые не разговаривают, нас ждут десять тысяч ужасов. Все дымки людских жилищ, которые попадутся нам дальше, - бесовское наваждение».

Представляется, что на композицию шихуа, в которой тема опасностей далекого пути играет значительную роль, оказала влияние биографическая литература о Сюань-цззане, в частности первые пять глав Жизнеописания, посвященные его путешествию. Эта тема звучит в Жизнеописании неоднократно, вложенная в уста разных лиц, уговаривающих Сюань-цззана не идти на запад (см., например, с. 223б, 224а-б, 225а, 226в). Сюань-цззана пугают непреодолимостью трудного далекого пути, встречами с нечистью, обжигающим ветром, страшными непроходимыми песками - Шахэ, над которыми не летают птицы, по которым не ходят звери, где нет воды, и не растет трава (с. 224б). Но ничто не может остановить монаха, уверенность которого в успешном завершении путешествия подкреплена в биографии вещим сном, приснившимся ему перед отъездом (с. 222в), и словами гадателя (см. 223б), предвещавшими удачу.

В шихуа об опасностях, а также об успешном их преодолении говорит и напоминает обезьяна. Причем, если вначале она говорит вообще об опасностях пути, то дальше, по мере развития действия, понятие опасностей постепенно уточняется: это места обитания начисти, страшных зверей, змей и т. д. - т. е. всего необычного, диковинного, грозящего жизни путников. Часть этих удивительных мест - этапов путешествия - обозначена в названиях глав, но иногда содержание главы шире заглавия. Так, четвертая глава «Приходят в монастырь Ароматной горы» посвящена двум темам: обозначенной в заглавии и царству Змей.

Несмотря на то, что обезьяна-странник уведомил Трипитаку о предстоящих испытаниях, перед каждым из них он опять (иногда и неоднократно) предупреждает, например так: «Мой учитель, земля, по которой нам сейчас предстоит идти, называется царством Змей».

Благополучно миновав царство Змей, обезьяна объявляет: «Мой учитель, завтра еще предстоит пройти лес Львов и страну Лесных людей», а начав путь на следующее утро, Трипитака слышит слова: «Мой учитель, перед нами лес Львов», «Мой учитель, теперь впереди у нас еще страна Лесных людей». Таким образом, элемент неожиданного в композиции этого, в общем, приключенческого повествования часто (если автор не ставит специальной задачи) отсутствует, он заменен предварительным объявлением очередного этапа пути.

После царства страшных изрыгающих пламя Змей, путники спокойно проходят лес Львов и вступают в страну Лесных людей, где с ними случается первое происшествие. Пропадает один из пяти безымянных сопровождающих Трипитаки, посланный за провизией, - местный волшебник превращает его в осла. Выяснив это, обезьяна проявляет свою чудесную силу и спасает заколдованного, превратив жену волшебника в пучок травы. Испуганный муж-волшебник расколдовывает пострадавшего и приносит свои извинения обезьяне.

Ота Тацуо находит истоки этого эпизода в буддийской литературе и прослеживает развитие сюжета о превращении гостей в домашних животных в ранних китайских сочинениях[150]. Вероятно, названный сюжет, широко распространенный в мировом фольклоре, был известен и в Китае и оказал, по-видимому, влияние на создание данного эпизода.