Шипы желания (прогонка)

«Ну, это похоже на дежавю», — пробормотала я себе под нос, вспоминая свою однодневную связь.

— Что это было, Афина? – спросила мама.

Я махнул рукой. "О ничего."

«Я до сих пор не могу поверить, что ты здесь», — сказала мама. «Мы можем узнать, чем ты занимаешься, и поговорить о твоей маме. Я скучаю по ней так сильно. Ты тоже должен.

Я сглотнул, натянуто улыбнувшись. Некоторые вещи никогда не менялись. "Я делаю."

Я ненавидел это притворство, но обойти его было невозможно – не тогда, когда ее телохранитель стоял так близко и, вероятно, получал зарплату, подписанную главой испанской мафии.

Лифт звякнул и въехал в роскошный гостиничный номер. Ее охранник пошел вперед, и мы вышли, ожидая, пока он пройдет. Вернувшись, он коротко и бессловесно сказал ей: кивнул и вернулся в лифт, а затем исчез из поля зрения.

Мы с мамой вздохнули, переглянулись, и она улыбнулась.

«Давай, выбери комнату, которая тебе нужна. Я приготовлю нам чашку кофе».

Я прошел через каждую из спален и выбрал первую, из огромного окна которой открывался вид на Севилью. Я бросил сумку на багажную полку и присоединился к маме на кухне.

Она протянула мне мою кружку, и мы устроились рядом на мягком льняном диване. Мама улыбнулась мне поверх края своей кружки.

— А теперь расскажи мне причину этого внезапного визита.

Я выдохнул. — Ну, я скучал по тебе.

Она наклонила голову. «Вы скучали по мне раньше, и это не побудило вас к визиту».

Она была права. Мы всегда делали это таким образом, чтобы обеспечить нашу безопасность. Я приготовился к разговору, который нам предстоял. Моя мама ненавидела говорить об определенных событиях, особенно о чем-то неприятном. Но мне нужно было знать, как далеко она зашла с Мануэлем Маркетти, а поскольку он был косвенно связан с ее ужасным нападением, а впоследствии и со мной, мы будем вынуждены пойти туда.

Я неловко прочистил горло. «Я думал о… прошлом».

Ее брови изогнулись. "Прошлое?"

Я посмотрела вниз и стряхнула воображаемую пылинку с джинсовых шорт. Я всегда одевался при встрече с мамой, не желая привлекать к себе внимание.

— Да, я думал о той ночи, когда на нас напали те люди, и… и о том человеке, который поймал тебя на том, как ты синхронизируешь губы. Мужчина, с которым ты тогда встречалась.

«Почему ты спросил меня об этом спустя столько лет?»

Я поставила чашку на кофейный столик и заправила прядь волос за ухо.

«Потому что это было у меня на уме».

Она нахмурилась. — Но почему этот человек был у тебя на уме?

Я обдумывал, как ответить, не раскрывая слишком многого.

— Ты помнишь его? — спросил я, внимательно наблюдая за ней.

Выражение ее лица стало слегка мечтательным.

«Да, Мануэль Маркетти. Кто мог забыть этого человека?» Затем, словно вспомнив себя, она прищурила на меня взгляд. — Зачем ты его воспитываешь?

Я пожал плечами, изображая беспечность. «Мне кажется, я видел его в Париже».

Не совсем ложь.

— Он видел тебя?

"Да."

«Он тебя узнал? Вы говорили с ним?" Мне очень не хотелось ей врать, но я знал, какой будет ее реакция, если я скажу ей всю правду.

"Нет."

— Вы говорите очень расплывчато и кратко.

— Прости, — пробормотал я.

— Где ты его видел?

«Ну, я пошел куда-то с девочками, и мы расстались. Некоторые мужчины начали меня преследовать, и он вмешался, прогоняя их».

«Это похоже на него. Всегда джентльмен. Глаза мамы слегка сузились. — И он тебя не узнал?

"Нет."

— Ты не сказал ему, кто ты, не так ли?

«Разговоров было мало». Я облизнул губы, вспоминая ту ночь, прежде чем собрался с мыслями и прочистил горло. — Нет, я ему ничего не говорил.

Рот мамы изогнулся, и с ее губ сорвался мечтательный вздох.

«Я бы хотел уложить этого человека в постель». Я выдохнул, который сдерживал с тех пор, как приземлился в Испании. Меня охватило необыкновенное облегчение, когда я узнал, что моя мать не спала с Мануэлем Маркетти. Я любил ее, но это не означало, что мне было комфортно делиться с ней любовниками. "Любовь болезненна. Это разрывает тебя на части, но ради него я бы дал еще одну попытку.

Любовь разрывает вас на части и разрывает на крошечные кусочки. Это было то, что она всегда мне говорила. Она сказала мне, что если будет больно, ты можешь быть уверен, что влюблен. Именно так я измерял все свои отношения — если их можно было так назвать. Я не позволил себе пострадать, значит, я, должно быть, никогда не был влюблен.

— Может, и хорошо, что ты этого не сделал, — криво парировал я.

«Говорят, что он очень хорошо обеспечен и может трахаться как…»

Я ахнула, яростно покраснев. "Мать!"

Она потянулась к моей руке и сжала ее. «Ой, тише. Мы не девственники».

Я никогда не говорил матери, что потерял девственность, но она так и предполагала. Ее теория заключалась в том, что когда пять девочек жили вместе, они обычно делали глупости.

«Ты самая нетрадиционная мать, какая только может быть у девочки», — заявил я, покачав головой.