Широкая кость

– Если сейчас уйдешь, останешься без работы. Даже без подработки в выходные. Перестанешь быть инопланетянкой. Можешь сделать ручкой ЭТОЙ планете раз и навсегда, и будь уверена, на планете Земля с тобой не будут так цацкаться, как я.

– Прекрасно. Я увольняюсь.

– Вот как, ты не хочешь здесь работать, потому что не все вышло по-твоему, мисс Капризуля, но такова жизнь. А если желаешь уволиться, то тебе полагается отработать две недели. Надо читать мелкий шрифт.

– Жизнь слишком коротка, чтобы читать мелкий шрифт, Алисия.

Алисия хмурится. Протягивает ко мне руку.

– Ладно, вот тебе твое письмо. – Она стискивает челюсти, чтобы подбородок меньше дрожал от волнения. – А теперь будь добра, вымой…

– Я же сказала, что ухожу, – говорю я. Алисия смотрит на меня, будто ее ударили по лицу. И тут же делается очень противной.

– Вот возьму и разорву письмо у тебя на глазах, злючка, тогда пожалеешь. – Она вся трясется; зачем-то она вогнала себя в состояние дурацкого исступления. Запястья так и ходят ходуном.

– Рви на здоровье, Алисия. Мне плевать. Просто дурацкое письмо, которое ровно ничего не значит. Что мне, помирать здесь? У меня куча других дел, так что… Я пошла.

Я сдираю с себя передник. Алисия, задыхаясь, выкрикивает мне вслед какие-то угрозы, я ее радостно игнорирую.

Тут с обеденного перерыва возвращается Марсель: от него пахнет окурками и жвачкой.

– Куда это ты намылилась?

– Домой.

– Слыхала новость? Ты говоришь с менеджером «Планеты Кофе»! Прикинь, сколько телок на мне теперь повиснет?

– С чем тебя и поздравляю. Я увольняюсь.

– Вроде бы твое имя стоит в графике? Ты что, не собираешься работать?

– Не-а. Я собираюсь валять дурака вместе с сестрой. – Я беру в руки стоящую у кассы пыльную банку пастилы, лиловой, белой и розовой. – А это забираю с собой.

Алисия и Марсель пялятся на меня разинув рты, в полном шоке. Алисия бежит за мной, сзади слышатся цоканье ее каблучков и раздражающие вопли.

– Постой! – кричит Марсель. – А у меня ты спросила? Я же менеджер!

– Ага, еще и к работе не приступил, а я уже уволилась. Потрясающие организаторские способности!

– Ни фига себе!

– Да, Марсель, вот тебе несколько советов. У тебя изо рта пахнет, это от обезвоживания. Пей побольше воды. Кстати, если хочешь, чтобы у тебя появилась девушка, брось свои сексистские замашки, – рявкаю я. Марсель и Алисия стоят в оцепенении, а я поворачиваюсь, чтобы наконец уйти. – И еще расширь эту чертову дверь, чтобы в нее могли въезжать инвалидные коляски, а вместо дурацкой ступеньки поставь пандус. Я серьезно.

Последнее, что я слышу, – слова Алисии, обращенные к Марселю:

– А ведь она, похоже, права?

И улыбаюсь закатному солнышку.

Тайский красный карри

По-моему, худшее, что можно над собой сотворить, – это пролить бутылку рыбного соуса себе на одежду. Представляете? Жуткая вонища.

Я помогаю папе готовить карри. Мы делаем пасту из корня имбиря, лимонника, чеснока, чили, сахара, растительного масла и рыбного соуса и добавляем ее к жареному луку. В кастрюле шелковисто-гладкий бульон, смешанный с кокосовым молоком. У королевских креветок нужно удалять из спинки противную серую вену. Это нерв. Он доставляет информацию в мозг креветки.

Дав задает невинный вопрос:

– Какая информация требуется креветке?

– Информация о том, что… А-А-А, я в кастрюле с кипятком, сейчас умру, – визжит папа.

– Пап, это ты изобразил креветку?

– Да, совершенствуюсь, жду роли – «Креветки», кинофильм.

Дав хватает из холодильника морковку и ковыляет с ней прочь.

Наконец мы опускаем в бульон креветки, добавляем кориандр и выжимаем в варево лайм. Некоторые ненавидят кориандр – это такая штука, которую можно либо любить, либо ненавидеть. Думаю, для разных людей он имеет разный вкус. По мне, так он ароматный, а некоторые считают, что воняет скунсом.

Мама и Дав садятся с нами за стол. Мама и папа пьют пиво; нам тоже предлагают, но мы отказываемся.

Карри – еда теплая и дружелюбная, уютная, пряная миска тепла.

Я съедаю еще ложку ароматного карри. Креветки такие мясистые и человекообразные, будто ешь пальцы.

Папа гордо убирает рыбный соус в свой шкаф. Он снова начал заполнять его.

Благодаря солнцу царапина на папином носу начинает заживать. Похоже, скоро пройдет. Ну и слава богу. Мне уже надоело смотреть, как он ходит с таким видом, будто словил бандитскую пулю в мафиозной разборке, а соседям говорит: «Откуда? Пусть это вас не беспокоит».

Он счастлив от чувства единения с нами. От того, что он член семьи.

На самом деле, думаю…

– Биби? – спрашивает Дав. – Это ты поставила банку пастилы на мою кровать?

– Может быть, и я.

Хлеб

– Что бы ты съела, если бы знала, что это последняя еда в твоей жизни? – спрашивает Макс. Мы с ним устроили пикник на «трюфельном торте».

– Х-м-мм. Хлеб. Любой. Фермерский формовой с корочкой по краям, черствый, теплый, тигровый, знаешь, который хрустит оттого, что туда добавляют молотый поджаренный рис?

– Да, слышал.