Широкая кость

И когда я пытаюсь делать упражнения на пресс, мой жир прилипает к коврику и издает прерывистые пукающие звуки. Воздух выдавливается, когда кожа присасывается к спине. Народ оглядывается, но я просто надеваю наушники и улыбаюсь. А если все еще чувствую неловкость или слабость, достаточно, чтобы какая-нибудь женщина с другого конца зала улыбнулась мне, и я продолжаю.

А если такой женщины не находится, то я просто улыбаюсь в зеркало своей потной, красной, как вишня или помидор, физиономии, отвечающей мне кукольной улыбкой.

Когда я прихожу домой, мы с мамой и Дав едим пирог за кухонной стойкой. Мы забываем о салате и просто едим его прямо из жестяной формы, по очереди соскребая твердеющую жидкую лаву сырного сливочного соуса, прилипшего к краям снаружи. Будто сражаемся вилками на мечах.

Мы с мамой помогаем Дав вымыться и поем рождественские песни, хотя сейчас никакое не Рождество. Дав говорит, что это плохая примета, но мы ее не слушаем.

Спим мы хорошо.

Барбекю

Папа пришел без приглашения, нагруженный едой для барбекю. С пакетами, полными сосисок, бургеров, булочек и дорогих чипсов.

– Билл, что это значит?

– Это еда! Для барбекю. – Папа радостно растопыривает руки.

– У нас даже нет нормальной решетки для барбекю. Эту штуку не мыли много месяцев, она наверняка заржавела и вся в саже.

– Я ее почищу в момент. Что ты, Люси, все будет отлично.

Мама закатывает глаза, а папа подмигивает. Вероятно, он выбрал меня своей группой поддержки в борьбе за возвращение мамы.

– Нужно было тебе повесить связку сосисок на шею, как Тони Сопрано[11], тогда она бы сочла тебя неотразимым.

– Верно, но теперь уже поздно. Будет слишком напоказ. Слишком нарочито.

– Есть такое дело, – киваю я.

– Ой, что это такое? – В сад заявляется Дав. – Пап, с тобой все в порядке?

– Папа устраивает импровизированное барбекю.

– Пытаюсь, – говорит папа, оглядывая подносы для барбекю деловито, будто заглядывает под машину.

– Лучше бы ты купил желтую сырную нарезку квадратиками вроде стикеров.

– Ничего подобного. Я пытаюсь помириться с мамой, не отталкивать ее от себя. Я купил подходящий сыр. Дорогой.

Дав закатывает глаза. Я понимаю почему. Такой сыр плавится хуже, чем из дешевой нарезки.

Два часа спустя перед нами гудит огонь, а в животах у нас урчит так же громко. Мы даже не были голодны, пока мысль о барбекю не заняла наши головы; теперь мы умираем с голоду, но придется подождать, пока угли не станут серебристо-пепельными, чтобы на них можно было готовить.

– Вот она, жизнь! – говорит папа, сидя на стуле. Он широко расставил ноги, и то сдвигает, то раздвигает тощие, как у цыпленка, волосатые бедра, похожие на барабанные палочки, из дурацких сандалий торчат большие пальцы в синяках. Он потягивает пиво. Огонь пахнет восхитительно. Трещит и пускает искры в небо.

Входит мама, неся на подносе курицу, которую запекла в духовке, за ней – исходящие слюной собаки. Еще она сделала капустный салат из яблок вместо капусты и даже картофельный салат соорудила.

– Наконец-то! – сипит Дав. – Я умираю с голоду.

– Не ешь слишком много, сейчас будет настоящее барбекю, – ворчит папа с «техасским» акцентом.

– Я уже два часа как хочу есть, – говорит Дав, вгрызаясь в кусок курицы. – И никакой тебе сажи на зубах.

Мы заканчиваем есть. Тарелки сложены в стопку, потеки масла застывают, угли от костра теперь стали белыми, как снежинки, и рассыпаются на ветру.

– Ну, вы рассказали папе новости? – спрашивает мама, ковыряя остатки холодной курицы.

– Нет еще.

– Ну-ка… что за новости? – Папа заинтересован, хотя я вижу: он очень старается не обижаться из-за того, что узнает обо всем последним.

– У Биби появился парень… – Я вскакиваю, куриная кость скатывается на пол, кто-то из собак подхватывает ее, а я запечатываю болтливый рот Дав ладонью.

– «Планета Кофе» возьмет меня на стажировку.

– И что это значит?

– Ну, это на год… Мне станут платить, хотя и немного, но все же… И я смогу работать и в другие смены. Это будет профессиональное обучение по специальности баристы.

Папа ждет маминой реакции. Мама смотрит на меня с гордостью.

– Биби сама это устроила… и она ведет дневник для доктора. И ходит в тренажерный зал… так что… мне нечего возразить.

– Хорошо, очень хорошо, Блюбель, – кивает папа. – И у тебя «отлично с плюсом» по рисованию. – Папа качает головой, похоже, он сейчас заплачет. – Моя малышка уже совсем большая. Будто только что в первый раз пошла в детский сад – и уже оканчиваешь школу. Вы не представляете, как я вами горжусь, девчонки.

– Тоже мне, есть чем гордиться, пап, – говорит Дав. – Одна сиганула с крыши и переломала ноги, другая бросает школу, чтобы научиться варить капучино.

Мы все начинаем хохотать.