Широты тягот

— Я очень люблю плакать. Это мое любимое занятие. Я понимаю людей лучше, когда они плачут.

Она берет его руки в свои. Его ладони под ее пальцами грубы на ощупь. Линии судьбы петляют, как пересохшие речные русла. Жизнь испарилась давным-давно, оставив после себя только это.

* * *

Где начинается река Багмати, не знал никто и уж тем более сукумбаси, обитатели прибрежных трущоб. Подобно истокам всех священных рек, ее истоки должны были находиться где-то очень высоко — там, куда не в силах добраться ни один смертный, особенно такой нищий и бездомный, как они. Но у них была вера. Они не сомневались, что река берет начало в стране богов, — разве иначе цари возводили бы на ней дворцы и храмы? И они поклонялись этой реке даже в ее нынешнем жалком и грязном воплощении.

Ее родители нарекли свое первое дитя Багмати, чтобы умилостивить реку. Вода постоянно угрожала поглотить их лачугу. Почва под их жизнью была зыбкой, как трясина. Каждый год дожди отнимали у них железную стену или железную крышу. Иногда и то и другое. Для них цвет крови был цветом ржавчины, а вкус крови — вкусом ржавчины.

Багмати, их дочь, искала утешения у своей тезки. Ей чудилось, что по ночам рыбы отращивают ноги и ходят по суше, будто головастики. Она видела, как днем они тренируются, подпрыгивая все выше и выше. Откуда ей было догадаться, что на самом деле все наоборот? Во тьме существа с ногами мечтали о плавниках и кормилах. Взвешивали сравнительную ценность жабр и легких на весах выживания. Когда наступает катастрофа, надежнее уплывать, чем убегать.

Река забрала первого домашнего питомца Багмати, приблудного щенка, который пошел за ней в воду. Это было не единственное горе, которое река причинила девочке. Поскольку их домик все время подтапливало, родители уделяли ему больше внимания, чем детям. Ее, как старшую, продали в служанки. Хозяин гладил и ласкал ее при каждом удобном случае так же исправно, как хозяйка держала закрытой дверь столовой. Если взгляд голодного падает на снедь, он заражает еду неотвратимыми проклятиями.

В пятнадцать лет она восстала против логики выживания. Для ее родителей пожертвовать одним ребенком ради трех остальных было разумно. Однако она, жертва, отказалась смывать грязь с чужих тарелок и менструальную кровь вместе с хозяйской похотью — с себя.

Сбежав, она ночевала на улицах Тамеля до тех пор, пока не нашла работу в танцбаре. Она будет официанткой, сказал управляющий, до проститутки или танцовщицы еще надо дослужиться.

Он был одним из первых посетителей, обративших на нее внимание. Хотя танцбар посещало много иностранцев, он выделялся среди других. Толстый американец, он единственный заговаривал с официантками, старался, чтобы они сели рядом, пофлиртовали с ним и посмеялись.

Его заинтриговала ее робость. В отличие от других, она отворачивалась, заметив, как упорно он на нее смотрит. Это он поднес к ее лицу зеркальце, чтобы показать, сколько в ней обаяния. Жесткие курчавые волосы, высокие скулы, нос пуговкой и уклончивый взгляд — она была неотразима. Он принялся носить ей подарки. Цифровой фотоаппарат, сумочку, косметику. Как-то вечером он заявил ей, что она заслуживает инвестиции. Кроме нее, во всей Азии нет ничего по-настоящему чистого.

Когда она отклонила его предложение, он повысил ставку. Вынул с десяток кредитных карт. Пожалуйста, он готов расплатиться в любой валюте. Рупиями, долларами, батами, юанями. Ей остается только назвать цену.

Он начал с двухсот долларов. Каждый день добавлял понемножку, но наконец утомился и назвал сумму в десять тысяч. В тот вечер он здорово напился и уснул на диванчике в баре. Никто не мог поднять его, он был слишком тяжел.

В ту ночь она плакала. Ей претила эта торговля. Вместо американца она отдалась танцовщику. Одному из тех, кого выпускают для затравки перед гвоздем программы. Ее соблазнили его гладкая кожа, гибкий стан и лживые обещания. Через пять месяцев она с ним рассталась. Ей повезло, говорил он: уж очень она похожа на тех богатеньких студенток, что гуляют по торговым пассажам и манерничают в кофейнях. Иностранцы облизываются, глядя на них, так что в роли проститутки она может добиться большего, чем в роли жены.

Только разочаровавшись во всех своих романах, она поняла, что недооценила того американца. Ведь деньги — высочайшая форма уважения в мире. Все остальные только и знали, что тянуть их с нее, и лишь он предлагал обратное.

С тех пор Бебо держалась за эту философию, как Багмати — за истории, которыми отец усыплял ее, вызывая чудесные сны. Все в жизни имеет свою цену. Надо только добиться того, чтобы было чем за все это заплатить.

Как-то поздней ночью, уже почти ранним утром, Бебо стерла с себя косметику, пока мыла посуду. Хотя ноги у нее ныли от высоких каблуков, она не могла отдыхать, пока в доме есть грязные тарелки. Забитая раковина была ее худшим кошмаром.