Шишкин

«…издали увидела холщовый зонт и фигуру сидящего на складном стуле художника.

Подошла. Стала за его спиной и смотрю. Он писал дубы. И довольно долго делал вид, что меня не замечает. Потом слегка обернулся и спросил:

— Художница?

— Нет. Но очень люблю искусство, а ваши картины в особенности. Разрешите мне стоять здесь сбоку и смотреть, как вы работаете?

— Смотрите, только не мешайте.

Так началось наше знакомство.

За два месяца моего пребывания в Преображенском дня не проходило, чтобы я не виделась с Шишкиным. Мы встречались как старые знакомые, почти как друзья.

— Работать! Работать ежедневно, отправляясь на эту работу, как на службу. Нечего ждать пресловутого «вдохновения»… Вдохновение — это сама работа! — говорил Иван Иванович.

Знаете, как работает Золя? Пишет ежедневно в определенные часы и определенное количество страниц. И не встает из-за стола, пока не закончит положенного им на этот день урока. Вот это труженик! А как он изучает материал, прежде чем начать писать! Как он знакомится со всеми деталями того, что собирается описывать!

Так работал и сам Шишкин. Работал, ежедневно, тщательно. Возвращался к работе в определенные часы, чтобы было одинаковое освещение. Я знала, что в 2–3 часа пополудни он обязательно будет на лугу писать дубы; что под вечер, когда седой туман уже окутывает даль, он сидит у пруда, пишет ивы; и что утром, ни свет ни заря, его можно найти у поворота дороги в деревню Жельцы, где катятся сизые волны колосящейся ржи, где загораются и потухают росинки на придорожной траве.

Шишкин ко мне привык и как будто даже ценил мой настойчивый интерес к его работе. Стою, бывало, рядом с ним и восхищаюсь. На холсте яркими красками оживают небо, река, кустарник, лес…

— Иван Иванович, знаете, лес у вас более настоящий, чем в природе.

Он смеется.

Я не знаю человека, так влюбленного в наш русский лес, как был влюблен в него Иван Иванович Шишкин.

Помню, однажды меня застигла в лесу гроза. Сначала я пыталась укрываться под елями, но тщетно. Скоро холодные струйки потекли по моей спине. Гроза промчалась, а дождь лил с прежней силой. Пришлось идти домой под дождем. Свернула по тропинке к даче Шишкина, чтобы сократить путь. Вдали, над лесом, сквозь густую сетку дождя светит яркое солнце.

Я остановилась. И тут на дороге, возле дачи, увидела Ивана Ивановича. Он стоял в луже, босиком, простоволосый, вымокшие блуза и брюки облепили его тело.

— Иван Иванович! Вы тоже попали под дождь?

— Нет, я вышел под дождь! Гроза застала меня дома… Увидел в окно это чудо и выскочил поглядеть. Какая необычайная картина! Этот дождь, это солнце, эти росчерки падающих капель… И темный лес вдали! Хочу запомнить и свет, и цвет, и линии.

Помню еще один случай. Я ходила в деревню Жельцы по каким-то хозяйственным делам. Жара была адова. Раскаленный песок на дороге буквально обжигал ноги. Я решила свернуть напрямик через поле. Шла очень быстро, опустив голову.

Остановил меня терпкий запах ромашки. Я опустила глаза и чуть не вскрикнула: все поле было сплошь покрыто ромашкой. Земля нигде даже не сквозила между сочными, сильными кустами с ярко-зеленой листвой и громадными звездами цветов. Можно было подумать, что ромашку посеяли здесь намеренно. А ведь это был пар, и ромашки, упорные и сильные сорняки, вероятно, мало радовали хозяев этого поля. Но что за прелесть!

— Что за красота! — услышала я как бы в ответ своим мыслям.

Иван Иванович стоял у самого края поля, не отрывая глаз от ликующих цветов.

— Я случайно, — начала я.

— А я второй раз прихожу. Дочь открыла эту прелесть и прибежала в венке из ромашек. Осторожнее! Вы чуть не раздавили! — И, нагнувшись, он выпрямил примятый мною роскошнейший куст.

Таким — влюбленным в каждый цветок, в каждый кустик, в каждое деревцо, в наш русский лес и полевые равнины — я всегда вспоминаю Ивана Ивановича Шишкина».

Женщины чутко улавливали эту внутреннюю красоту в нем. Любили его. И он не был равнодушен к красоте женской. За границей, перед самым возвращением на родину, отдал дань столь понятным для юности увлечениям — «шлялся и мотал деньги с хорошенькими девочками». Впрочем, позже такого уже не повторялось. Но зато истинная любовь щедро одарила его в зрелые годы.

Достаточно взглянуть на портреты Е. А. Шишкиной и О. А. Лагоды-Шишкиной, чтобы понять, женщины красивые были преданны ему. Добрый семьянин, заботливый отец, он до конца жизни был верен дому родительскому, помогал родным, как мог. Посетив весной 1884 года Елабугу, увидел там племянника — сына умершего брата Николая и, узнав, что он желает быть художником-пейзажистом, увез его с собой в Петербург. Зиму тот работал усердно, но весной решил стать актером, пристрастился было к театру, но уехал в Елабугу, где и умер от чахотки. Иван Иванович тяжело переживал смерть юноши: на нем кончался мужской род Шишкиных, жалел о погибшем незаурядном даровании.