Показаний у него, разумеется, никаких не было. Листы из карточки выдраны (видимо, другие врачи выписывали, что он просил, и мужчина шел к следующим). Услышав мой отказ, он начал кричать, размахивать руками, снимать меня и медсестру на камеру.
Другой пациент поход к терапевту начинал с возмущений и жалоб в кабинете главврача, что его до сих пор не принял пульмонолог (он был на очереди, не в моих силах заставить пульмонолога принимать быстрее или работать больше).
Была женщина, закатывавшая истерики на тему «Ты на врача не похожа!», «Ты меня не тем лечишь!», «Ты на меня исподлобья смотришь?!» – да-да, именно на «ты». Просто потому что. И еще множество других «благодарных» больных.
Я возвращалась домой поздно вечером, когда мой маленький сын уже готовился ко сну, а у меня попросту не оставалось сил – ни физических, ни душевных. Каждый день я бегала по всему району на вызовы, притом зачастую бесполезные: «а выпиши мне таблетки», «а у меня тут заболело месяц назад», «ну, я одна живу, ко мне, кроме вас, никто не ходит». Затем я вела прием и до вечера выслушивала от людей, которым искренне старалась помочь, какая я дура. Меня хватило на семь месяцев. Я выгорела и больше не могла работать терапевтом.
Тогда я решила повнимательнее присмотреться к той специальности, которую выбрала.
Глава 15
Первый год обучения в ординатуре подходил к концу.
Я устроилась медсестрой в то отделение, где и училась, чтобы «прочувствовать» специальность. Теоретическая база, которую нам давали в университете, была полезной, но когда я вживую увидела все то, о чем нам рассказывали на лекциях, поверьте, мало мне не показалось. Например, до работы в отделении, я никогда не видела эпилептический приступ.
Это было рядовое дежурство. Пациентов много, работы тоже, назначения меняются, кто-то поступает, кто-то выписывается – отделение временами напоминает муравейник. Заострять внимание на каждом пациенте не выходит, сколько ни старайся.
Но в тот раз получилось иначе.
У нас лежала молодая девушка с диагнозом «идиопатическая эпилепсия»[23]
. Заведующая объяснила, что, если начнется приступ, нужно засечь время его начала и окончания, проверить реакцию зрачков на свет и сделать запись об этом в истории болезни. У пациентки, о которой идет речь, приступы в течение дня случались неоднократно, причем именно тогда, когда в палате кто-то был. Она изгибалась дугой, каталась по полу, ногами сшибая все на своем пути, но реакция ее зрачков на свет была сохранна. Санитарки удерживали больную, а я лишь фиксировала приступы в истории болезни. Что интересно, девушка падала с кровати, билась в «судорогах», но не получала травм. Я заметила это, но значения не придала.К вечеру бóльшая часть персонала ушла – остались только я и санитарки. Так заведено у нас в отделении, что ночное время мы делим на равные промежутки и дежурим по очереди. Я отпустила санитарок отдохнуть, отделение мы заперли на ключ. По больнице в ту смену дежурил мой знакомый, он учился на год старше меня и уже работал врачом.
Время близилось к полуночи, когда я услышала пронзительный крик. Но не из той палаты, где лежала пациентка с «идиопатической эпилепсией». Я прибежала на звук и увидела, как у девушки выгнуло спину, налились шейные вены, посинело лицо. Она начала хрипеть, а потом вовсе перестала дышать. Зрачки не реагировали на свет. Я вызвала дежурного, а одна из пациенток побежала за санитарками. Девушку я повернула на бок и постаралась зафиксировать, но судороги были такой силы, что я просто не могла ее удержать. Изо рта у больной шла пена с примесью крови: она прокусила язык. Сказать, что я испугалась, ничего не сказать. Такого и близко не было у пациентки с дневной «эпилепсией». Дежурный врач прибежал к концу приступа, назначил лечение и дал мне методичку с клиническими рекомендациями, чтобы больше не терялась в подобных ситуациях.
– Я вот одного не могу понять, – сказала санитарка, когда все успокоилось, – испугалась ты, меня позвала, врачу позвонила. Но как он вошел в отделение? Я же лично дверь заперла на ключ…
– Я не помню…
Они еще долго шутили над моей неопытностью, да мне и самой было смешно: год в субординатуре[24]
, год в ординатуре, а эпиприступ поверг меня в шок.На рапорте[25]
я рассказала все заведующей. Оказалось, что девушке, у которой ночью случился приступ, тоже диагностировали эпилепсию. А у первой пациентки – с якобы «идиопатической эпилепсией» – были вовсе не эпиприступы, а истерические припадки. Диагноз «эпилепсия» выставили в ее истории болезни, так как ранее у нее на ЭЭГ[26] действительно наблюдалась аномальная электрическая активность.С того момента я осознала: нужно всегда быть начеку, нужно знать о своих пациентах все, нужно всегда оставаться спокойной и не поддаваться панике.
Глава 16