Шкаф с ночными кошмарами

Ной тяжело вздохнул.

– Ты хотела свободы, но подписала себе смертный приговор. Ты сойдешь с ума вдали от своего тела. Ты начнешь видеть то, чего нет, начнешь слышать то, чего нет, и станешь делать то, чего не стоит делать.

– Это происходит с тех пор, как я переехала в Эттон-Крик, – пошутила я, но Ной не оценил шутку. Его пальцы сдавили тыльную сторону моей ладони, прося прекратить.

– Ты хотела решать самостоятельно, но на деле это оказался просто детский поступок. Бунт против правил и здравого смысла. Я не сержусь на тебя, Кая, я просто беспокоюсь.

– Ты не знаешь, что я чувствую, Ной. Ты меня не понимаешь.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – с присущей ему горячностью заверил он, обдав жаром дыхания мое лицо. – Я понимаю тебя.

– Нет, Ной. Это у тебя в мозгу. Ты просто думаешь, что знаешь. Анализируешь данные, собираешь их по крупицам – все. Но ты ничего не чувствуешь. Ты знаешь, что находится у меня в голове, но не знаешь, что находится в моем сердце.

Он опустил взгляд на мой свитер, словно ждал, что сердце выскочит из груди и расскажет ему все о моих чувствах.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – медленно произнес он. Мы встретились взглядами. – И я знаю, что чувствую я.

– И что же ты чувствуешь? – Я бы хотела повернуться – слишком тесно. Единственное, на что мы способны, ограниченные стенками гроба, – держаться за руки.

– Я чувствую, что постепенно теряю тебя. Очень боюсь за тебя. Каждую секунду.

– Что еще?

Он выдавил:

– Я хочу, чтобы ты победила это в себе. Чтобы перестала дурачиться и вернулась домой.

– Дурачиться? – переспросила я, нахмурившись. – Ной, я не дурачусь. Я просто не могу так жить, понимаешь? Я не могу жить в доме, где на чердаке в гробу мое тело. Я не могу находиться рядом с Дорианом, зная, что и он мертв. Я не могу смотреть в твои глаза и при этом знать, кто ты. Не могу. Я не дурачусь, Ной. Просто не могу.

– Ты не впервые умерла, Кая.

– Да! – приглушенно воскликнула я. – Но я всегда думала, что могу уйти в любое время, могу заниматься своими делами – и плевать на связь! И я чувствовала себя свободной. – Ной молчал, не перебивая. Моя ладонь вспотела, но он не отпустил ее. Все еще принимал каждое слово на свой счет.

 – Ной, мне казалось, что… Я думала, что я могу помочь Леде… стоит только уделить ей немного больше времени. Но теперь у меня нет времени. И я не могу заставить Леду жить, потому что сама не умею. Потому что так ничему и не научилась. Я просто ушла.

– Ты не просто ушла.

– Ты сам только что сказал, что я валяю дурака, Ной, – напомнила я. На самом деле за сарказмом прятался голос, охрипший от слез. Я осторожно высвободила свою руку из его теплой ладони.

Я хотела закрыть эту тему и просто насладиться спокойствием рядом с ним. Раз это сон, я могу просто лежать рядом и ни о чем не думать, ничего не делать. Просто быть рядом с Ноем. Потому что снаружи нельзя. Здесь я могу просто быть.

– Я не то имел в виду… – пробормотал Ной, и мне показалось, что он вновь хочет коснуться меня. – Ты умеешь жить. Просто не помнишь как. Ты не помнишь, что значит спать, когда хочется, не помнишь, какое удовольствие приносит неспешная прогулка по пляжу, не помнишь, как жить, никуда не спеша.

– Но мне надо спешить. Я могу умереть в любой момент.

– Тогда вернись домой, Кая! – шепотом воскликнул он, цепко хватая меня за руку. От неожиданности я вздрогнула и проснулась. Телефон, зажатый в ладони, вибрировал. Пальцы замерзли, нос тоже заледенел. За окном, сквозь сгущающиеся сумерки, я увидела белоснежные снежинки, кружащиеся на ветру. Белые комочки вырывались из темноты и падали на капот.

Телефон вновь завибрировал, я опомнилась и отключила будильник. Сонно потянулась и размяла шею, вздрогнув от холода, забравшегося под свитер. Во сне, рядом с Ноем, было тепло. И рука у него оказалась горячей, словно печка. И голос был обжигающим.

Рядом с ним было хорошо. Без него плохо.

Я потерла лицо, прогоняя сонливость, поправила на волосах шапку, захватила фонарик и вышла из машины в вихрь снежинок. Тихо хлопнула дверцей. Несколько секунд привыкала к морозной свежести, затем достала из багажника чистую ветошь для стекол. Засунув ее в задний карман штанов и заперев машину, я вышла из переулка и посмотрела на дом Дэйзи Келли.

Свет горел только на первом этаже. В соседних домах тьма. Единственный источник освещения – фонари вдоль дороги – белые шары на кованых шпилях. В бледно-желтом ореоле кружили в танце снежинки, возникая из темноты и там же, через несколько секунд, исчезая.

Выдыхая облачка пара, я решительно направилась к дому Келли. Хотелось обернуться и проверить, не наблюдает ли кто за мной – Неизвестный мерещился мне на каждом шагу, – но я не стала идти на поводу у страха, диктующего свои правила.

Я – Кая Айрленд, и мои страхи лишь в голове.