– Чикембе? – в страхе закричал я. Во времена Антона Чехова и Льва Толстого даже самый маленький писатель был больше, чем писатель, а сейчас самый большой – меньше всего, что можно себе представить. Я уже не был уверен, что удастся привезти лесную в Питер. Скорее она уведет меня в тайгу. Несколько звезд высветилось в проеме распахнутой двери. Где взять силы? Если брат Харитон черпал их прямо из Космоса, может, и я смогу?
В лесу раздались какие-то голоса.
Нет, только не это.
Маленькая плотная мышь суетливо металась по избе.
Почему-то Архиповну это не пугало. «Где ты отрастила волосы?» – спросил я во сне. «В Китае, – нежно выдохнула Архиповна. – Волосы не дети. Волосы в Китае может выращивать каждый и сколько угодно». И спросила жалостливо: «Хочешь пить?» Медленно двумя ладонями опустила мою голову к своим грудям. Направляя, шепнула: «Будем голодать, всю семью прокормлю…»
Я жадно присосался.
Грудь упруго ходила в моих губах.
Я боялся ее потерять. Нежность молока, сладость млечная.
Ничего не бывает лучше. Теперь никаких вин, никакой водки.
«Тебя не кормят?» – Мне показалось, что Архиповна опять жалеет меня.
Но женщин не поймешь, их чувства всегда изменчивы. Во сне я жадно ловил губами упругую пушистую грудь. Никогда в жизни не снились мне такие чудесные сны. Моя
Распухший от жажды язык больше не затыкал рот. Он уже не казался распухшим.
И пить совсем не хотелось. Неужели во сне можно утолить жажду? Когда я расскажу этот сон Архиповне, она растрогается. Женщинам нравится спасать мужчин, а она ведь меня спасла, думал я, разглядывая в проеме дверей изменившийся рисунок звезд. Даже побряцал наручниками для убедительности.
За избой застонали, и я мгновенно замерз от ужаса.
Медленно провел пальцем по скамье. Влажно. Запах молока.
За открытой дверью в нежнейшем, как бы даже светящемся тумане, доходившем до бедер, снова появились братаны, только теперь не как черные суслики, а как чугунные доисторические локомотивы.
Зато в проеме дверей мелькнула рука.
Курчавая растительность, как на мужике Евтихиеве.
Торчащие груди. Лицо, обрамленное рыжими колечками. Бессмысленная улыбка. Я так понял, что лесная дева явилась спихнуть меня с ума. Попробовал отодвинуться, отсесть, пополз по скамье, но спина уперлась в бревенчатую стену, оцарапался, пристегнутая к скобе рука повисла в воздухе.
Запах пота и молока. Запах влажной шерсти.
Лесная дева медленно, как бы не веря, провела волосатыми пальцами по моему плечу, спустилась по руке, коснулась металла наручников. Толстые губы обиженно вывернулись, раздался негодующий стон.
«Поможешь?..»
Лесная дева не ответила.
Сильными пальцами расстегнула пуговицу моей куртки.
Ни одно дикое существо с таким сложным делом сроду не справится.
Застонала от нетерпения. Груди в кудрявых завитушках. Круглое лицо, как в капоре, в шапке волос. Рыжеватый пушок, кудрявые затейливые завитушки. Вывернутые губы, дымные глаза, в которых не угадывалось ни страха, ни ненависти. Медленно наклонялась к моему лицу, показывала желтые клыки. «Вы мне изменяете?» – спросила бы Маришка. Я леденел под ужасными волосатыми пальцами. Не обгадиться бы. Лесная дева скалилась, поглаживала мое плечо, готовилась, может, впиться в глотку.
И опять вдруг задергался, завыл в кармане мобильник.