Школа Бессмертного

Вот только дежурные по стрельбищу, задёрганные постоянными раздражёнными окриками Маргариты, никак не могли толком распределить народ по местам и инструкторам. Новобранцы, впервые увидевшие современное оружие, пришли в восторг и толпились у стендов с образцами, не обращая внимания ни на грозные приказы, ни на чувствительные тычки. Каждому хотелось потрогать, подержать, пощупать тускло блестевшие винтовки, автоматы, пистолеты, о которых уже были наслышаны в Волхове и которые кое-кто даже видел, но только издали, в кобурах и чехлах отдельных стрельцов. Теперь это оружие было от них на расстоянии вытянутой руки, и многие просто не могли сдержать себя, несмотря на строгие предупреждения и приказы старшин.

Апрельское солнце добивало последние снега. В лесу, в оврагах, под соснами и кустами кое-где ещё лежали потемневшие клочья снега, но здесь, на песчаной, расчищенной и огороженной пустоши, снега не было совсем. У высоких бревенчатых тынов, закрывавших стрельбище от нежелательных глаз, стояли привязанные кони. На длинных столах, врытых в землю, лежали в пронумерованных отделениях пистолеты, автоматы, винтовки и гранаты. Здесь же стояли ящики с патронами, холостыми и боевыми, и гранатами, тоже учебными и боевыми.

Маргарита подбежала к парню лет восемнадцати и раздражённо вырвала у него из рук гранату.

– Сколько раз говорить: не трогай! Ты знаешь, что это такое?! Уронишь, на хрен, и взвода нет!

– Старшина! – услышала Маргарита сбоку чей-то испуганный возглас.

– Чего? – сердито повернулась она.

Округлившиеся от ужаса глаза Наума Жукова, одного из первых подготовленных ею инструкторов, объяснили ей всё раньше, чем она услышала его панический севший голос:

– Это боевая!

Маргарита опустила взгляд на гранату и ещё успела заметить, что чека осталась на пальце новобранца, удивлённо хлопающего глазами.

– Ложись! – услышала она свой вопль как будто со стороны и швырнула гранату под стол, шестым чувством помня, что боевых там быть не должно и, может быть…

Бросая гранату, она развернулась, инстинктивно прикрывая парнишку и выставляя левую руку – то ли пытаясь толкнуть его на землю, то ли заводя себе за спину. У неё поехала нога. Она охнула, заваливаясь назад, и тут её взрывом швырнуло на парня.

Ещё пару секунд Маргарита пыталась убедить себя, что ничего страшного, что, кажется, пронесло. Она же в сознании, она всё слышит и понимает. И, только почувствовав дикую, никогда прежде не испытываемую боль, поняла, что ничего не пронесло.

Вокруг неё что-то кричали, топотали, куда-то бежали, что-то приказывали. Она пыталась приподняться, с ужасом осматривая кровавое месиво, в которое превратились её ноги. От новых сапог ничего не осталось, на месте лодыжек и коленей выпирали обломки костей.

Маргарита быстро и тяжело дышала, хватаясь руками за порезанный, иссечённый живот, из которого – она боялась посмотреть – кажется, вылезали кишки.

– Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! – испуганно бормотала она, пытаясь зажать рану остатками куртки и рубашки. Было так больно и страшно, что слёзы выступали на глазах.

– Кошкина! – выдохнул рухнувший рядом Ферзь. – Держись. Мы сейчас… сейчас… быстро. Попону! – рявкнул он.

Сзади замешкались, засуетились. Ферзь прорычал, сдирая с себя куртку и плотно укутывая Маргариту.

– Чёрт! – всхлипнула Маргарита, когда он приподнял её за плечи. – Мне п…ц! Сашка…

– Не паникуй! – оборвал её Ферзь, заматывая разорванные ноги протянутой попоной. – Сейчас доставим царице, она всё зашьёт.

Он осторожно взял её на руки, поднялся рывком. Маргарита закричала от резкой боли в животе, заплакала, уже не таясь и не сдерживаясь.

– Больно же, Сашка! Чёрт, как же больно!

– Прости, прости, Кошкина! – бормотал Ферзь, торопливо семеня к коновязям. – Потерпи, потерпи, ради бога! Смотри на меня, не уплывай. Нам бы только добраться до дворца, а там…

От боли и страха Маргарита уже ничего не соображала и почти не слышала. Она понимала, что умирает, и это казалось ей настолько несообразным и невозможным, что страх порой вытеснял боль, и ни на что другое уже не оставалось сил.

Краем сознания она ещё отмечала, как её подняли на коня, как бережно и осторожно взял её Ферзь. По тому, как болтается голова на плечах, она поняла, что едут, переходя с шага на рысь.

И тут она отключилась.

* * *

Ещё не открыв глаза, по тихому сопению и шуршанию карандаша Маргарита догадалась, что Лика рядом. Она ещё немного полежала с закрытыми глазами, пытаясь оценить состояние и не решаясь пошевелиться. У неё ничего не болело, это она пока понимала. Но насколько критично всё остальное?

Она чуть приоткрыла левый глаз, посмотрела со страхом. Никаких бинтов она не увидела, да и вообще ничего больничного. На ней лежало знакомое меховое одеяло. И пахло знакомо – тёплым сухим деревом, печным дымом, ароматом Ликиных духов.

Значит, она у себя в спальне, обрадовалась Маргарита и уже смелее открыла правый глаз. Лика сидела спиной к окну и, задумчиво закусив кончик косы, что-то рисовала на большом белом листе. Видимо, её портрет, решила Маргарита и возмущённо засопела, пытаясь приподняться.