Школа чувств (СИ)

Маша вскидывает глаза на Ружана.

— Это правда? Именно так — раздавлен?

— Может, я высказался несколько эмоционально. Мой сын уже несколько раз пытался защитить свою честь…

— Честь? — не верит своим ушам Маша. — Что же случилось с его честью, что ей потребовалась защита?

— Я не думаю, что могу разговаривать на эту тему с тобой.

— Почему же? — задаёт резонный вопрос Андрей Петрович. — Давай поговорим на эту тему. Расскажи всем нам, что такого совершил Саша Морозов, что твой сын грозился не выпустить его живым с арены?

— И за что избил и искалечил Андрея, моего партнёра по танцам? Он жил ими, а теперь… — она невольно всхлипывает.

Ружан смотрит на Машу, но в его глазах нет той мягкости, которая была при знакомстве. Только любопытство — что эта девочка себе позволяет?!

— Про твоего Андрея мне ничего не известно, и не думаю, что Евгению есть дело до него. Так что всё это домыслы. А про честь… я мог бы не отвечать, но скажу. Мой сын перешёл в новую школу, подружился с девочкой, а Морозов оговорил его перед ней, а потом ещё и выставил её в неприглядном свете…

— Я не дружу с вашим сыном, — тихо начала Маша, — это он стал преследовать меня с первого же своего появления. Он наркоман, вы знаете это?

— Нет, он вылечился, — холодно оборвал её Иван Ильич.

— Я не знаю, откуда такая уверенность у вас, но за те несколько недель, что он учится у нас в школе, его зависимость стала заметна многим. Но не это главное. Он ни с кем не может подружиться, особенно с девушками, а тем более со мной.

— Да почему ты решила, что речь идёт именно о тебе? — голос Ружана наполняется презрением, и Ольга Сергеевна кладёт руку на плечо дочери.

— Потому что я оказалась в центре его ненависти к Морозову.

— Это смешно!

— Смешно, что её партнёр по танцам, с которым они вместе выступают уже 7 лет, больше не сможет выйти на танцпол только потому, что твой сын сломал ему ноги, руки и рёбра? — негромко произносит Ольга Сергеевна.

— Смешно, что твой сын грозился точно так же искалечить и мою дочь? — глухо спрашивает Андрей Петрович.

— Нашу дочь, — поправляет мужа Ольга Сергеевна и смотрит прямо в глаза Ружану. — Морозов, которого ты так ненавидишь, защищал там, на арене, нашу дочь, которой твой сын угрожал.

— Но зачем ты пришла сегодня ко мне, если знала всё это? — надменно спрашивает тот. Ему нет дела до чужих переживаний, сегодня его сын оказался неудачником, за которого неудобно перед уважаемыми людьми, и все эти претензии от Соловьёвых кажутся ему неуместными и надуманными.

— Хотела посмотреть, что стало с тем Ваней Ружаном, которого знала в юности. И увидела, что он превратился в самодовольного болвана, готового считаться только с самим собой.

Муж обнимает её за плечи и отодвигает в сторону:

— Не сыпь бисер, дорогая, он и правда, давно не тот Ваня, которого ты знала. Он даже сына не пожалел.

Петровский, до этого стоявший молча, не выдерживает:

— Я бы очень вам советовал, Иван Ильич, увезти сына на лечение куда-нибудь подальше от нашего города, а лучше за границу, потому что если он здесь останется, я всё-таки открою на него дело, подниму старые дела, которым не дан ход только потому, что свидетели вдруг изменили свои показания…

Маша перестаёт их слушать и тянет Михаила в глубину зала, где есть дверь.

— Как ты думаешь, он ещё там?

Майкл пожимает плечами:

— Я видел, что он с Гариком и тренером вроде бы туда уходил, но там, наверняка, есть и другой выход.

Они идут по другому полутёмному коридору, по обеим сторонам которого много дверей. Открывая те, которые не заперты, они в конце концов находят комнату, в которой на сдвинутых и накрытых старой шторой столах лежит Саша. Он в одних боксерах, руки вытянуты вдоль тела, голова запрокинута назад, глаза закрыты. Вокруг него ходят и Петрович и врач, осторожно ощупывая его тело.

— Серьёзных повреждений не вижу, — говорит врач, — гематомы и всё.

— Я в порядке, — не открывая глаз, произносит Александр.

— Ну знаешь, — ворчит Петрович, — бережёного бог бережёт.

Сердце Марии делает резкий скачок и замирает. Человек, ставший ей настолько близким, что без него невозможно мыслить своей будущей жизни, беспомощно лежит перед ней. Если бы это было в её силах, то она всю себя отдала бы за то, чтобы Саша не был в таком состоянии, чтобы на его теле не было этих стращных пятен, начинающих темнеть.

Она делает шаг в комнату:

— Саша!

Он поворачивается на звук её голоса, но вместо улыбки она видит его удивление, сменяющееся недовольством:

— Что, скажи на милость, ты тут делаешь?

— Я хотела убедиться, что с тобой всё нормально, — растерянно отвечает она.

— Это понятно, что теперь ты хотела убедиться. Но как ты сюда попала?

Он смотрит на Майкла за её спиной:

— Ты бессмертный?

— Стоп, Алекс, не заводись. Она пришла сюда со своей матерью — я только их сопровождал.

У Морозова глаза лезут на лоб:

— Ольга Сергеевна тоже была? Как ты её уговорила?

— Просто она меня поняла — уговаривать не пришлось.