Школа хороших матерей

У Фриды слезы на глазах. Она пытается не смотреть на Эммануэль, но кукла замечает это.

Эммануэль забирается на колени Фриды, обнимает ее за шею.

— Мамочка, что с тобой? — говорит она.

Миз Руссо кладет руку на спинку стула Фриды.

— Вы не хотите мне сказать, что тут происходит на самом деле?

* * *

Психолог Фриды ищет подходящую метафору, чтобы передать состояние разума Фриды со всяким хламом внутри. Инструкторы сообщили, что она была рассеянной. Не могла правильно калибровать эмоции. Почему она не борется за чистоту ума и духа? Эта дружба с плохим отцом может только повредить ей.

Вечером в воскресенье школа устроит танцы по случаю окончания лета, чтобы поднять настроение перед последними месяцами занятий. После самоубийства Маргарет матерям потребовались дополнительные сеансы у психологов. За едой женщины в розовых халатах приглашали матерей отойти с ними в сторону и проводили спонтанную проверку настроения.

Отцов привезут автобусами в воскресенье.

— Я вам предлагаю держаться подальше от Таккера, — говорит психолог.

— Я вам уже говорила — мы просто друзья.

— Фрида, вы на грани возвращения в разговорный кружок. У меня сообщения от инструкторов о чрезмерных касаниях. О всякой шаловливой отсебятине на занятиях. Ваши инструкторы считают, что передавалась какая-то записка.

Фрида смотрит в камеру над головой психолога. Переводит взгляд себе на колени. Если бы записка была у них, они бы так и сказали. А если она у них, она переведет стрелки на Таккера. Вчера она сунула ему записку со своим номером телефона, словно они познакомились в нормальном мире. Он обещал запомнить номер и уничтожить записку.

— Он вас домогается, Фрида. Как вы сможете закончить в первой двойке в понедельник, если не в состоянии сосредоточиться?

— Я сосредотачиваюсь. Гарриет на следующей неделе начинает ходить в садик. Мне нужно поговорить с ней.

— Не уверена, что в этом есть смысл.

Психолог утверждает, что эти разговоры были разрушительными. Они и Гарриет, похоже, не идут на пользу. Гарриет опи́салась во время разговора, а это наводит на мысль, что общение с Фридой для нее стресс. Дела в классе шли у Фриды лучше, когда у нее не было воскресных звонков, которыми она забивала бы себе голову. Без звонков или этой опасной дружбы она сможет сосредоточиться. Таким образом, телефонные привилегии приостанавливаются до извещения.

— Не думайте, что кому-то из нас доставляет удовольствие вас наказывать, — говорит психолог.

* * *

Фрида хочет другой дом. Она забеременеет в этом новом доме. Теперь не будет никаких страхов, никаких рыданий — одна благодарность. Их дети вернутся к ним. Их дети простят их. Они с детьми будут жить в доме, куда свет проникает сбоку. Свет будет сверкать в окнах первого этажа так, как это бывает только в кино. Комнаты залиты светом. Она научится готовить на семью побольше, научится воспитывать мальчика, быть матерью мальчика, не рожденного ею, научится собирать им ланчи, провожать утром. Бывшая жена Таккера будет рада ее появлению в семье. Не будет никакой базы данных. Никто не будет спрашивать о пропавшем годе.

Она весь день строит дом. Воображает сад и качели, выходящую на задний двор террасу, на которой они выпивают по бокалу вина, уложив детей спать. В доме, куда свет проникает сбоку, она никогда не захочет быть одна. Там не будет скуки или злости. Не будет криков. Не будет негодования. Гарриет там будет счастлива. В обоих домах, в обеих семьях Гарриет будет процветать и крепнуть любовь.

* * *

— Сделай что-нибудь на память, — говорит Фриде Мерил. Субботнее утро, и уборочная команда готовит спортивный зал для танцев.

— Не хочу никаких воспоминаний.

— Ерунда, — говорит Мерил. — Ты бы через секунду стала сосать ему хер, если бы осталась с ним наедине.

— Нет, не стала бы. Не могу допустить, чтобы это внесли в мое досье. Я не допущу, чтобы меня исключили, чтобы внесли в базу данных. Я тебе говорила. Они мне даже не позволяют ей больше звонить.

— Тебя же не обязательно поймают.

Мерил ведет ее под трибуны, чтобы проверить, есть ли там пространство, которого не видят камеры. Там плесень, мышиное семейство. Мерил считает, что подойдет.

— Никогда в жизни, — говорит Фрида.

— Дура, это можно делать стоя.

Фрида хочет рассказать Мерил о школьном учителе-алкоголике, вся квартира которого была завалена бутылками, о честолюбивом фотографе, который отказывался ее целовать, потому что поцелуи — вещь слишком интимная. Она больше не просто тело. Она больше не будет мириться с тем, что к ней относятся просто как к телу. Они с Таккером подождут. Они научились ждать. Она больше не только тело. Они с Таккером — люди, которые научились ждать.

Они с Мерил ставят складные столы, надувают шарики, пока у них не начинают кружиться головы. Миз Гибсон позволяет им уйти раньше, чтобы выбрать платья, подаренные комитетом, организованным миз Найт. Лучшее уже отобрано. Большинство платьев бархатные или шерстяные. Мерил примеряет темно-синее с серебряными блестками на лифе. Она изображает, будто у нее в руке букет, и демонстративно машет воображаемой публике.

— Норм или отстой?