«Я подошла к делу ответственно», — сказала она. Она копила таблетки, собиралась проглотить их и запить двумя бутылками водки. Первую попытку она сделала в тринадцать лет. Были и другие — в средней школе, в колледже. В последний раз она, перед тем как сделать это, завезла дочку к своему бывшему и поехала в больницу.
Мерил часто интересуется подробностями. Она хочет знать про других пациентов, правда ли, что они и в самом деле чокнутые или такие же полудурки-членовредители типа Бет, у которой куски мяса просто вырваны из предплечий, а ноги с бледными пересекающимися шрамами похожи на кору березовых деревьев зимой.
Мерил спросила Бет, как это у нее начиналось, чем она пользовалась, ножами или бритвами, как предотвращала инфекции. Каждый раз, когда она задает такие вопросы, Фрида переводит разговор на Оушн, иногда тычет Мерил локтем под ребра.
Они втроем толкутся у дверей компьютерной лаборатории в воскресенье, неторопливо проходят мимо очереди матерей, у которых остались телефонные привилегии, пытаются заглянуть в глаза, коснуться плечом, привлечь внимание охранников, или камер, или миз Гибсон. Подслушивать чужие разговоры — это просто болезнь какая-то. Они слышат детский плач.
— Это вроде того, что люди делают на дорогах.
— Заглядывают в чужие машины, — говорит Фрида.
— Да-да, я об этом.
Раздается звонок. Двадцать матерей гуськом выходят из лаборатории. Заходят следующие двадцать. Матери, только что попрощавшиеся со своими близкими, безмолвно плачут. Фриде нужно освоить этот способ. Никаких слез, никакого уродства, только сморщившееся лицо и опущенные плечи, приватное горе, исполненное достоинства. Матери обнимаются, держатся за руки. Говорят о том, как выглядят их дети, кажутся ли здоровыми, рады ли были видеть их, что бы они еще сказали, будь у них время.
Фриде нужно, чтобы Гаст позвонил ее родителям. Ей нужно знать, как дела у Гарриет с питанием, будет ли у дня рождения какая-то тема или украшения в определенном цвете, есть ли уже у Гарриет любимый цвет, как Гаст и Сюзанна объяснят ее, Фриды, отсутствие.
Жизнь продолжалась и без них. У родственников случались инсульты. Дети агрессивно реагировали на отсутствие матерей — толкались, впадали в истерику, даже кусались. Старший, шестнадцатилетний, сын Линды Габриель убежал из приемной семьи. Вот уже шесть дней как отсутствует. Это не первый его побег, не в первый раз Линде приходят в голову мысли о том, что он, может быть, мертв, но в первый раз она не может его искать.
Хотя они и не забыли, что Линда сделала с Лукрецией, они теперь, с учетом обстоятельств, пытаются быть с нею обходительнее. Они говорят: «Я понимаю». Они говорят: «И вообразить себе не могу». У Габриеля были проблемы в школе? С приемными родителями? Он не к девушке убежал? Склонности к наркотикам у него нет?
Линда закрывает уши руками. «Черт побери, заткнитесь уже!» — говорит она. Они что — не могут оставить ее в покое?
— Прекрати ты это, — говорит она, когда Бет пытается ее обнять.
Грусть Линды делает их и без того напряженное обеденное время невыносимым. Другие говорят, что у них про́клятый класс. Бет предлагает наложить мораторий на новости из дома. Матери стараются не разговаривать о своих детях. Никаких разговоров о младенцах, родах, никаких сетований по поводу телефонных звонков, никаких упоминаний о том, что им разрешается, а что нет, о том, что они начали забывать прикосновения и запах своих детей. Вместо этого они говорят о ценах на газ и недавних природных катастрофах, об историях, которые они выуживают у женщин в розовых халатах, заглядывающих в свои телефоны, когда они думают, что матери не смотрят на них. Они пытаются сводить свои разговоры к конкретике, сосредотачиваться на реальных проблемах. Одна из причин, по которой они оказались здесь, состоит в том, что они слишком много думали о себе.
Как и во всех заведениях такого рода, в школе проблемы с инфекциями. У нескольких матерей бронхит. Расстройства пищеварения. Обычные простуды. Для институции, которая заявляет, что ее задача обучать родительским навыкам, здесь ощущается острая нехватка антибактериального средства для рук.
На этой неделе матери начинают болеть гриппом. Фрида представляет себе, что именно так грипп и распространяется в местах общего проживания. Кто-то чихнул, кашлянул — еще одна мать слегла в постель. Роксана больше не смеется во сне — она надрывно кашляет. Соседка по комнате заражает другую соседку. Заболевают целыми классами. Фрида обнаруживает, что ее мозг уменьшился до мыслей о мокроте. У Линды удивительно сильный иммунитет.
Вместе с болезнью приходят маленькие бунты. Некоторые матери пытаются кашлять на женщин в розовых халатах, но после нескольких случаев направленного кашля и зловредных рукопожатий все виноватые были отправлены в разговорный кружок, а персонал надел респираторы и держит дистанцию. Матерям респираторы не полагаются, матери даже на пике болезни должны посещать занятия. Бет совершает глупость: спрашивает, можно ли получить освобождение по болезни, и этот вопрос заносится в ее досье.