Школа корабелов

Андрей Андреевич потихоньку оделся и прислушался: Наташа возилась у плиты в кухне. Как вор, забравшийся в чужую квартиру, крадучись, он накинул плащ и бесшумно выскользнул за дверь.

Когда Наташа обнаружила, что отец снова ушел, она бросилась на его кровать и застыла в полном отчаянье. Плакать не было сил, мысли путались от сознания безнадежности и обреченности.

Так пролежала она около часа, пока стук молотка не вывел ее из оцепенения. Точно во сне, открыла она дверь. На пороге стоял Апацкий.

— Как здоровье Андрей Андреича? Вам сразу удалось увести его домой?

Наташа молчала. Ее осунувшееся лицо, с темными кругами под глазами, лучше слов отвечало на вопросы мичмана.

— Ай, ай, Наталья Андреевна, нехорошо, право, нехорошо себя так расстраивать, красоту свою губить. Все обойдется. Вот сейчас поговорю с Андрей Андреичем, вразумлю его.

— Папа опять ушел, — глухо произнесла Наташа.

— Ушел? И вы ничего не предприняли, чтоб его не пустить? Как же так, Наталья Андреевна? Разве можно опускать руки, когда нужно действовать?

— Действовать? — переспросила Наташа, будто разбуженная силой этих слов. — А что я могу сделать? Пойти, как вчера, на Благовещенскую площадь?

— Да и туда надо сходить, и в другие места, которые Андрей Андреич посещал когда-то. Идемте вместе, мы должны разыскать его.

Наташа с благодарностью посмотрела на мичмана; глаза ее наполнились слезами.

— Вы правы, господин Апацкий. Спасибо вам, я никогда не забуду вашей новой услуги. Идемте.

Девушка ясно понимала всю бессмысленность ночных поисков. Обойти множество ресторанов, кабаков и трактиров в столичном городе, — на это потребовался бы не один день. Только надежда на счастливый случай заставила ее следовать за мичманом, расспрашивать швейцаров, кабатчиков, целовальников и даже городовых.

Незадолго до рассвета, окончательно измученная и разбитая, она вернулась домой. Отца еще не было. Не пришел он и на другой день.

Редкозубое запил. Ничто во всем мире не могло теперь удержать его от запоя. Убедившись в этом, Апацкий повел Наташу в погребок на Вознесенском проспекте. Выяснилось, что Андрей Андреевич ночует у кого-то из своих собутыльников (специально приставленных к нему мичманом). И опять, как четыре года назад, Наташа ежевечерне приводила отца домой в полубесчувственном состоянии.

3

В училище узнали о запое Редкозубова еще в тот день, когда он впервые не явился на уроки. Новость распространил Апацкий, удивив учителей своим негодованием и возмущением.

— Как можно так пренебрегать службой! — восклицал он с присущим ему пафосом. — Только ангельское терпение нашего дорогого профессора способно выносить подобное хамство.

Слова эти мичман повторил в присутствии Гурьева и немедленно получил суровую отповедь.

— Стыдитесь, господин Апацкий! Учитель словесности — человек весьма образованный, достойный всяческого уважения. У вас нет и десятой доли его знаний, вы не смеете говорить о хамстве.

— Извините, господин профессор, я дворянин и офицер. Я не могу позволить себя оскорблять!

— А оскорблять других вы можете себе позволить? Скажите, мичман, а кто такой был Хам?

— Странный вопрос; я ведь не священник и учился в кадетском корпусе, а не в семинарии, библию мне знать не обязательно.

— Не увиливайте, мичман, скажите прямо: «Этого я не знаю», как говорят наши ученики. Слушайте же: Хам — один из трех сыновей праотца Ноя. Когда Ной, пьяный, лежал в своем винограднике, Хам не догадался прикрыть наготу отца своего, и за это Ной, проснувшись, проклял его потомство. Вы не находите, господин Апацкий, что проступок Хама несколько схож с вашим?

— Спасибо, господин профессор, вы дали мне поистине мудрый урок.

Дважды Семен Емельянович ходил на квартиру Редкозубова, искренне желая помочь ему, облегчить его тяжелое положение. Но Андрей Андреевич при виде профессора впадал обычно в ярость, и Гурьев считал более разумным оставить его в покое. Силясь понять причину нетерпимого к себе отношения, Семен Емельянович обратился к Наташе и огорчился, заметив, что и она относится к нему неприязненно.

Прощаясь, Гурьев сказал:

— Мне жаль Андрея Андреича и вас, конечно. Но затяжной характер его болезни вынуждает меня пригласить нового учителя словесности. Я не имею права больше тянуть.

Он ожидал, что она что-нибудь возразит или начнет протестовать, но Наташа молчала. Профессор грустно посмотрел на нее.

— Не хотите ли получить работу? Я мог бы вам помочь найти, например, уроки в приличных семьях.

— Благодарю вас, господин профессор, я постараюсь сама достать себе работу, — откликнулась Наташа, глядя в сторону.

— А все-таки я напишу вам рекомендательные письма. Возможно, пригодятся.

Для Наташи наступили черные дни. Одержимый всепожирающей страстью к вину, Андрей Андреевич тащил в заклад свои и Наташины вещи. Она плакала, грозилась уйти из дому, — ничто не помогало. Отец смотрел на нее пустым, невидящим взглядом; его не трогали ни мольбы, ни слезы. Он проявлял удивительную черствость, никогда не спрашивал, есть ли у нее деньги или когда она ела в последний раз.